Лев прикладывает усилия, чтобы оторвать меня от себя, и ставит на землю, несмотря на мое сопротивление.
– Как маленький ребенок, – причитает.
Он всегда такой, но у меня иммунитет к его ворчанию. Я настырно обнимаю его за талию и молча стою рядом, не вмешиваясь в мальчишеские споры, наверное, впервые за все время. Просто проговариваю в голове то, что намереваюсь сказать – слово за словом, несколько раз подряд.
Лев в какой-то момент замечает неладное, косится в мою сторону.
– Что? – спрашиваю я, когда Малик уходит.
Того, наконец, долг службы зовет, а точнее Карим, который неожиданно для всех заезжает в бар. Только старший брат может заставить Малика работать.
– Ты подозрительно тихая, – произносит Лёва, – добра не жди, когда ты такая.
– Ой, да ладно! – Я толкаю его в грудь.
– Так о чем ты хотела поговорить?
Эта фраза Мочалина вводит меня в ступор. Все слова – заготовленные, зазубренные – теряются по задворкам памяти, и я молчу. Боже, как глупо я, должно быть, выгляжу! Сама позвала его, сама потребовала этот разговор, а теперь хлопаю ресницами и топчусь на месте. Скоро носком кроссовки дыру в полу протру.
– Я скалолазанием занялась, – выдаю первую здравую мысль, которая возникает в голове.
Лев поправляет гриву, вечно спадающую ему на лоб, и смеется моим самым любимым смехом.
– Новое увлечение? Ясь, чем ты только уже не занималась. Такая непостоянная, – он щелкает меня по носу, как в детстве, – завтра бросишь, небось?
Мне не нравится направление, которое принимает диалог, и тот образ, в котором я предстаю. Совсем не подходит для признания.
– С чего это? – возмущаюсь я.
– Ты всегда так поступаешь. В твоей жизни ничего не задерживается надолго.
– Почему? У меня есть ты! – выпаливаю я резко, а потом судорожно добавляю: – И мотоциклы! У меня есть мотоциклы, а они нравятся мне всю жизнь.
Жду реакции, но ее не следует.
– И что? – спрашивает он, а я злюсь.
Я же почти прямым текстом говорю, что Лев мне нравится, а он мастерски ускользает от ответа, как всегда.
– Если ты не понимаешь параллель, то ты глупее, чем я считала.
– Подожди, – он наклоняет ко мне голову, – то есть ты хочешь сказать, что я тебе…
Да, дошло! Боже, спасибо! Аллилуйя!
– Это шутка? – вдруг выдает он.
Я врезаюсь в него взглядом, а Лев неожиданно заливается смехом, который звучит для меня набатом. На барной, вон, бутылка стоит, могу я хорошенько огреть его? Хотя это Олейника надо звать, он у нас мастер по таким делам.