Фундуклеевка стояла на урановом плато.
Вот с тех пор-то и пошли у нас в роду незнамо кто.
То уроды, то пьянчужки, то поэты, то шиза.
Уж казалось бы в Москву перебрались, и гены – за.
Древо наше подкосилось, корневища сожжены.
То у мужа импотенция, то спайки у жены.
Все бесплодны, все безмозглы, все на сторону глядят,
Умирают во младенчестве и в старости чудят.
А случись какое чудо – сыновей не признают.
Матерей-то не жалеют, на отцов помои льют.
Умирают в одиночестве, рождаются в толпе.
Словом, братцы, радиация, в натуре, и т. п.
А бывает, выйдешь в поле или, скажем, в лес какой,
Всю-то дурость на мгновение снимает, как рукой.
И тогда-то вот несчастье, и тогда-то вот беда:
Всею шкурой ощущаешь, кабы не уран тогда,
Как бы можно было б эту жизнь отпраздновать всерьез!
И… обидно…так обидно…ну обидно же до слез!