Арктический лен. Стихи разных лет. - страница 5

Шрифт

Интервал

что родного мне дома родней, этот свет запоздалой

худосочной весны?

Это я. Но зачем твое солнце-ярило,

проступая, как кровь сквозь бинты, сквозь обдорское небо,

строганиною света подростка вскормило,

высекая его Галатей из слепящего мрамора снега?

И не помнит вода, сколько пришлых и разных обмыла,

и над мысом Ангальским кричат беспризорных поморников стаи,

и всё видят, кто спят по воздушным и прочим могилам,

ледоходы твои, Салехард, ледоставы, кривые березки да ивы —

берега забытья, где в преддверии тьмы облаков оседали обрывы

и сияния жили в ночи, ни на чем зависая.

1984, 2017

Октябрь

Отлетали души от деревьев

и текла, пустынна и тускла,

улица. Куда она текла?

А деревья – может быть, с доверьем

их зарифмовать и все дела?

Да, белы как сажа. Пух да перья.

Свет ли там? Пожалуй, полумгла —

полусвет. Забудь меня. Не верь мне.

Длился вечер. Плавала зола.

и меня к невидимым деревьям

глаз не отводившая звала.

Сев. ж.д

Фазы быстрого сна и не вспомнить те сны,

не свести воедино, и каждый разъят,

каждый сон твой – на чьи-то такие же сны

в заполярьях железнодорожной страны

и какого рожна семафоры звенят?

Если мертвые только не знают вины,

значит, все мы мертвы, значит, просто земля

нас не хочет принять? Мы и ей не нужны?

Узловая. Платформы под снегом. И взгляд

сфокусировать не на чем. Око луны —

недреманное око ноябрьской луны

и опять перегоны навстречу летят.

Звезды в водах железнодорожной страны,

детских лагерных кладбищ кресты ли стоят

средь промозглой Вселенной? Созвездья и сны —

Близнецов, Козерога ль какого, Плеяд.

Семафоры звенят. И на кой мы ей ляд,

в самом деле, сдались? И кому мы нужны?

Экскаватор

Чем не работа – расстрел?

Грунтом присыпав едва

свежие ярусы тел,

курят, отходят от рва.

Вышка в ночи не удел

спит под звездой Рождества.

Что ты найти здесь хотел?

Ночь. Экскаватор у рва.

Мост, провалившийся в мел.

Дорога на старый Надым

Здесь шпалы облаками затекли

и нет границы неба и земли —

лишь нары на крови, на нарах снег,

сквозь рваный свод сочится мерзлота

и кверху дном несет Генисарет

лодчонку, чья коробочка пуста.

Здесь только пустошь ягельного сна,

что из пустого все не перельет

в порожнее из нити, из темна

ни дыма, ни курящегося льна,

ни твой, Васильев, птичий перелет

за нитью нить слоящийся как бинт.

И как понять, куда из мерзлых ям

уводит нас воздушный лабиринт,

оставив на помин лицейский ямб?

Следующая страница