О Введенском. О Чвирике и Чвирке - страница 4

Шрифт

Интервал

и к нёбу ржавый шип приник.

Два белых тома тоже не всегда

Уходят из сетей ума,

И если нет, тогда

металл бессмыслицы сдается,

резвится, как щенок,

клубится, как вода,

которая слизывает себя сама:

((А воздух море подметал,

как будто море есть металл) –

Это очень обычное,

очень простое,

очень правдоподобное описание моря

под пасмурным небом в ветреную погоду

Но оно и стоит в скобках)

Все, что наспех сознанье связало и спутало,

Еще в колыбели, над розовым сморщенным «я»,

Как это распутать? –

Послушай, из логики слов меня вывези,

Так разуму я в колыбели сказала,

В бессмыслицу связи и завязи –

Но непослушен разум

Младенческим приказам.

Введенский о Хармсе: Он, видите ли, любит гладкошерстных собак. Ни смерть, ни время его по-настоящему не интересуют.

Это сказано в сердцах.

Я думаю, когда он это говорил,

Он сидел на еже и его правая нога перебирала клавиши

компьютера

(так ему мстило время, анахронизмы ввинчивая в темя),

которые были, как зубы: На какую (клавишу) ни нажмешь,

больно

Раньше черти варили и черви глодали

беззубые черепа,

А теперь мы с прекрасными (в)сходим в свет(мрак) зубами,

Драгоценней фосфорных черепах,

Кто прежде нас ушел, тем, кажется, обидно,

Они ворчат: нофить фарфоровые фубы – фтыдно.

Да и всякое вообще описание неверно. «Человек сидит, у него корабль над головой» все же наверное правильнее, чем «человек сидит и читает книгу»:

Я сплюнула слово – вишневой косточкой – в руку,

Потом незаметно бросила в реку,

Выросла вишня-черешня на скользкой воде,

Глянула в небо, а неба-то нету нигде,

Выплакало небо всю зелень-синеву свою в высокую осоку.

Когда бы слово было меньше семени,

В нем не было б любви к бессмыслице и темени.

III

Кругом, возможно, бог – и это стоит (то есть, этот возможный бог стоит) кругом возможности непонимания и заслоняет ее:

Ладно, когда-нибудь всё равно все всё говорят,

Особенно, когда в молочной туче,

Повисшей, как надутая перчатка,

Как вымя страшное, набух огонь трескучий,

И Твоего куста созрело пламя,

Чтоб сжечь уют косноязычий.

Дар речи обретя от страха,

Я говорю: О, Ты, который, возможно, кругом,

Мне не нравится то, что Ты сочинил,

Я говорю это, как коллега, у меня есть на это право цеха,

Следующая страница