Вишневый сайт - страница 24

Шрифт
Интервал


Котовский к Маршаку наведывался в злости,
такого даже дети не смутят —
спалил господский дом, чтоб не хамили гости,
и превратил племянников в котят!
Откосы парусов стрижи берут в кавычки —
кромешный штиль, закончилась ничьей
жизнь наперегонки, где флагманские спички
поштучно канут в мартовском ручье.
Дощатые «толчки», наклейки на гитаре,
зашарканные чешки и трико —
как нас любили те, кто в треугольной таре
за вредность получали молоко!
Мне сказочно везло на мелкие обиды.
Чтоб ощутить былую благодать
попробую горелый пирожок с повидлом —
с какого края слаще угадать.

Ночная музыка

Транзистор ночи августовской —
материй тонких проводник,
Слезой отмучившейся Тоски
в твоё сознание проник:
Над небоскрёбами Башкирии,
над вещей птицей Хоррият,
Занявшись пламенем, Валькирии
в объятья Вагнера летят.
Им вслед вздыхая, наши девицы
рискуют плавать нагишом
под экскаваторным ковшом
рассерженной Большой медведицы.
А ты, в предчувствии зари,
сбежав с обрыва Шелангинского,
ну порисуйся, покури
отраву музыки Стравинского.

АО

Когда ещё мы строили каналы
и улыбался русскому казах,
мне вышивала мать инициалы
на майках пионерских и трусах.
Июньский мир вокруг глаза таращил —
нас повезли клубнику собирать.
А мама всё: бельё стирай почаще,
меняй, и постарайся не терять.
Пугающее: Осторожно, дети! —
табличка у шофёра за стеклом.
Наверное, учился в классе третьем,
четвёртом, пятом – эх, облом-облом —
я память просвистел наполовину.
Соратники, узнаю ли кого?
Но помню, как впивалась майка в спину,
верней две буквы – вышивка АО.
Работа до обеда и… купаться.
Захочется – за рыжиками в лес,
в котором невозможно потеряться —
отыщет спутник, всё-таки, прогресс.
А если солнце спрячется за ветки,
наверняка спасут, хоть сам с усам,
надёжный компас, крохотная метка —
две буковки, пришитые к трусам.
…ау! Прощай волшебная заначка.
Проходит жизнь, толкаясь и грубя.
Народ – дурак, законы пишет прачка.
И никому нет дела до тебя.

Бескозырка

Я вышел из детства, в чём был, ты меня не рожала —
я выскользнул искрой в трубу из ночного пожара.
Гудящее пламя казанских проулков и скверов
вылизывало, будто сука, нас – сирых и серых.
Я вышел за квасом с бидоном в июльское утро
во двор, где на лавках – портвейн, а в кустах – Камасутра.
Где пеной пивной поднялись тополиные кроны
и старый фокстрот подавился иглой патефона.
Я вышел в открытый киоск с сигаретами «Космос»