За домом – клен, за кленом – насыпь,
за насыпью – такой же дом.
Когда мне стукнуло пятнадцать,
на торт и свечи в доме том
сошлись два гостя – я и мама.
И – не сидеть же в тишине –
случайная телепрограмма
плела нам байки о войне.
«Ком а ля гер,» с гортанным рыком
невидимый рассказчик пел.
Наутро все еще утыкан
свечами торт мой.
В штате Пенн –
сильвания отец работал,
раз в месяц приезжал домой.
Я ждал: под козырьком капота
исчезнем на день с глаз долой.
Пар выйдет, охладится то, что
шурует поршнями внутри.
Туман рассеется, так точно.
Сейчас рассеется, смотри.
И станет видно: в доме старом,
в кирпичном «проджекте» окно.
И сквот, где я терзал гитару
и слушателя заодно.
Тот слушатель на «crazy Russian»
полюбоваться ходит в парк,
а ты ему, что жизнь – параша,
визжишь, как настоящий панк.
А в понедельник утром в школу
меня автобус отвозил.
Очкарик, неуклюж и скован,
я дрейфил пасмурных верзил
в футбольных пестрых униформах,
лишь тихой девочке одной
поведал о своем бесспорном
таланте рокера.
Сплошной
оградой кленов краснолистых
провинция обнесена.
Гитара в гараже пылится.
Приходит вечер. У окна
застыла в ожиданье мама
с кондитерским подарком мне.