Часослов Ахашвероша - страница 13

Шрифт
Интервал


Рыбы ночи стучатся в окно, а взамен головы
у погонщика перья и клюв кровавый орла.
Обдолбались, придурки, она с испугу орет.
А потом садится на камень рядом с волом,
колыбельку качает, земляничную песню поет —
Призрел на рабу твою, алейхем, поет, шолом.
У пещеры Ангел стоит и как печь горит.
Что принес тебе Бог, говорит, Адонай, говорит, —
смерть он, Дева, тебе принес – выплеснут из корыт
эти люди Младенца, из тел своих жалких корыт.
Лейла смотрит в глаза верблюду – их три, и в лоб
упирается бивень – не дам, она говорит.
И сама я – смерть, и остров во мне утоп,
и я – смерть стрекоза, четвертая из харит.
Смотрит сыну в глаза, их проходит насквозь, как ад,
и смеется тихо, шаря клешней звездой.
На ее рукаве и платке семь костров горят,
и Дракон сквозь сердце втыкает земную ось.
Мальчик бабочка, говорит, мальчик деточка, лев.
Вот пойдешь в пустыню – найдешь лишь ветр да язык
огненный. А слова к нему, а напев
подберет только тот, кто крылат и когтист, как бык.
Потому что смерть удлиняет жизнь, а слова
удлиняют Бога до тиши, до немоты…
Над Новой Гв инеей в Европе летит листва,
и Клязьму держат на трех фонтанах киты.

Январское послание Ахашвероша

Я не речь, говорит Ахашверош-баран,
я не слово, не ум, не имя.
Скажите, ангелы, для чего вы в зубах и когтях алфавит принесли
на людскую погибель множа наш сон, как чащоба – деревья?
Что ты скажешь Елене, уткнувшись в лебедя языком
                                                        вместо красной гортани?
Что скажешь деве, когда она стоит внутри тебя на коленях,
как черный мерин ахейца в черном коне троянском —
                                               живое в мертвом,
а из локтей ее и бедер бьют родники, и из них
лакают слон, гриф и дракон?
Что ты ей скажешь, учуяв вечность и падаль,
звук разгрызенной раковины и червя с раскаленным гвоздем
                                                                                       внутри
Ее колени – внутри твоих.
Ее голос внутри твоего,
ее воспоминания внутри твоей подлой и верткой памяти.
И язык ее, словно вепрь, разрывает желуди твоего тела.
Что ты ей скажешь, какую букву?
Что ты скажешь себе самому, если себя найдешь?
Скажи ему саранча в щитах и доспехах, скажи ему храп
коня блед, коня блюд, коня блядь, коня блуд, гниющего
победоносно заживо над горой поверженных тел —