Прибежал запыхавшийся староста, стал истово кланяться царю. Тот вырвал у него связку ключей, отпихнул. Сам отворил замок, сдвинул лязгающий засов. Швырнул ключи в физиономию Бакланова. Староста схватился за щеку, но не издал ни звука.
– Показывай дьяка, – велел царь.
Староста побежал по скользким ступенькам, крикнул из темноты стрельцам:
– Чего стоите, олухи, огня несите!
Под светом трех факелов, Иван принялся осматривать голое, желтое как китайская бумага тело дьяка Никитина. Ровная рана от кинжала находилась прямо под левым соском, там где сердце. Рядом – неглубокая, с полпальца величиной царапина. На лбу ужо почерневшая шишка.
– Шелом на дьяке был? – спросил государь, с трудом разжимая кулаки Никитина.
– На седле висел, – с готовностью ответил староста. – Лбом-то он, видать, когда свалился ударился. А стряпчий Василий у него деньги забрал.
– Знаю, не трезвонь. Камней-то на столовом дворе нет. Земля одна мягкая.
– Мягкая, государь, – поддакнул Бакланов.
– Как же он тогда шишку набил?
– Не знаю, может, о край стола.
– Споткнулся, об стол башкой, а потом ровнехонько на кинжал?
– Так, видно.
– Коломесь дурной, тогда бы лезвие не вошло прямо, а рана ровная.
– Ровная, государь.
– А это что?
На разжатой ладони и пальцах дьяка были глубокие порезы.
– Где кинжал?
– Кинжал! – завопил староста.
Стрельцы побежали в пыточную избу и вскоре принесли обоюдоострый клинок Никитина, который ему подарил сибирский посланник.
Иван приложил лезвие к ладони дьяка. Ухмыльнулся.
– Видишь?
– Вижу. Что, государь?
– Перед тем, как клинок вошел Тимошке в грудь, он за него хватался. Ежели бы дьяк на него свалился невзначай, то он не успел бы этого сделать. Уразумел?
– Уразумел, государь.
Царь резко повернулся, пошел к выходу. За ним расторопно побежали стрельцы с факелами. Теперь ему было совершенно ясно, что думного дьяка убили. А Бориска врет.
На утро слобода узнала, что государь Иван Васильевич сильно занемог. Эта весть быстро долетела до Москвы и застала Малюту Скуратова, когда он, наконец, въехал с войском в Белый город. Известие сильно удивило и напугало Григория Лукьяновича. Ведь в коробице, которую он передал князю Старицкому был совершенно безобидный порошок – порох с мукой. А еще, как обухом по голове, когда он узнал, что в Александрове внезапно преставился думный дьяк Разбойного приказа Тимофей Никитин. В очередной раз схватил Бакуню за грудки: