Колокол смолк, повисла тишина. Мысли от водки постепенно успокоились. Кажется, даже задремал, когда в келью вломился стряпчий Василий. От хлопнувшей окованной двери Иван открыл глаза. Лицо Губова было перекошено, глаза вытаращены. Государь даже испугался, сел на топчане.
– Ну, где Тимошка? – подозрительно спросил он.
– Нету Тимошки, государь.
– Как так? Шутки шутишь?
– Помер думный дьяк Никитин.
– В своем уме, он что мертвый сюда приехал?
– Приехал-то живой, знамо, а тут и помер. Кинжалом зарезался. Тем, что ему в прошлую зиму посланник сибирского хана подарил. Такой, с костяной ручкой из древнего зверя. Баловался на столовом дворе и случайно напоролся.
Царь встал, схватил стряпчего за грудки. На камзоле Губова затрещали швы, отлетела одна застежка.
– Рядом людишки были, видели?
– Бориска Годунов.
– Кто таков?
– Сын вяземского помещика Федора Кривого. Парня сюда его дядя, жилец Дмитрий Годунов привел. Бориска на конюшне помогает. Говорит, кинжал из груди дьяка вынул, а уж из того дух вон. Весь в кровище измазался.
– Допросить и Бориску, и Дмитрия. Нет, я сам. В клеть пока. Тимошку обыскали, может при нем чего было? Зачем-то ведь прискакал.
– Лично осмотрел, государь. Ничего нет кроме мушкета, трех копеек, да мешочка с солью.
– Всё?
– Ну-у…, – помялся Губов, – за щекой золотой дукат угорский.
– Не об том, дурень.
– Более ничего.
– Зачем же он приезжал? Смута? Стрельцы замоскворецкие взроптали? Думные бояре, прознав что собираюсь Елизавете письмо писать, братца двоюродного на престол готовят? А Ивана мого и в расчет не берут.
– Так он тут.
– Кто? – выпучил глаза еще сильнее царь, так и не выпуская стряпчего.
– Князь Старицкий. Ворота за ним только успели закрыть. Со свитой пожаловал.
– Ему чего надобно, а?
Поняв, что Губов не ответит на этот вопрос, отпихнул того к двери. Но дверь уже открывалась. В келью, согнувшись чуть ли не пополам, вошел князь Владимир Андреевич Старицкий. Был он при параде – в дорогой золоченой накидке, высокой шапке с жемчугом. Затхлую келью наполнил аромат заморских благовоний. Кланяться не стал, приложил руку к сердцу. Стряпчий, не дожидаясь приказа, неслышно выскользнул из покоев.
– Не ожидал, – первым заговорил Иван. – Водки хочешь?
– Хочу.
– С чем пожаловал, за матушку просить станешь? Так, сказывают, ей хорошо в монастыре.