– Да, конечно. Если одежду испачкать не жалко. Только крошками угощать не буду, даже не просите. – С улыбкой сказал пилот, продолжая следить за птицами.
– Для людей крошек жалко, а для голубей нет? – спросила девушка, садясь на яркую траву, которая моментально окрасила ее легкую, белую юбку.
– Голуби лучше людей, они свободны и могут лететь куда угодно. Не зря их считают символом свободы. А мне запрещают летать, и я ничего не могу с этим поделать.
– Вы летчик?
– Да, был им десять минут тому назад. Теперь я затрудняюсь ответить кто я. – с тоской сказал Овальд и впервые посмотрел девушке в глаза.
Раньше, когда он смотрел людям в глаза, то они смущались и опускали взгляд. Ему часто говорили, что под его мрачным взглядом люди чувствуют себя неловко. В такие моменты он чувствовал, как люди начинают смущаться, после чего он сам отводил глаза и начинал смотреть куда – нибудь в сторону.
Когда он посмотрел на девушку, она не отвела взгляд и продолжала улыбаться ему, смотря на него своими блестящими, миндалевидными глазами. Почему – то впервые в жизни он почувствовал себя глупо и нелепо глядя на человека. Обычно бывало наоборот.
– Завтра меня должны поместить в «капсулу». У меня высокая стойкость к перегрузкам и эти остолопы решили меня приберечь до лучших времен. Как кусок отбивной, который не смогли доесть и поместили в морозилку. И так же как эта отбивная, я не стану лучше и вкуснее после разморозки.
– Опасно называть «остолопами» работников фризкамер при незнакомых людях. Их боятся, так как долгие годы будете находится в их владениях. Мало ли что им взбредет в голову с вами сделать, поэтому лучше помалкивать и держать язык за зубами. А вдруг, я окажусь работницей фризкамеры? Не боитесь? – сказала девушка, закрывая глаза и подставляя лицо яркому солнцу.
– Плевать. Я все равно не собираюсь лежать полуфабрикатом в их морозилке. Буду бегать пока не поймают, а там уже будет все равно, что дальше. Да и не можете вы быть их работницей.
– Почему?
– У вас глаза ЖИВЫЕ.
– Очень редкий комплимент. Даже не знаю, хорошо ли это. Как вы это определяете? – сказала девушка, открыв раскосые глаза, и взглянула на Овальда.
Овальд снова почувствовал себя полным дураком. Нельзя сказать, что это было приятное ощущение, но оно было необычным и странным.
– Глаза у людей «живыми» становятся от неравнодушия. По вашим глазам видно, что вы много смеялись, плакали, жалели, грустили, гордились, сочувствовали. У большинства они пустые и мертвые. Такие видят только людей с такими же мертвыми глазами, бездушные предметы окружающие их. – сказал Овальд, смотря на девушку.