Странный приступ насторожил, заставил аккуратнее отнестись к
своему состоянию, с одной стороны. А вот с другой, Гарольд успел
вспомнить прошедший день, и настроение пробило невидимую отметку,
шатко замерев между «пиздец» и «лучше сразу в петлю». Впрочем,
третьей стороной вновь выступило тело и напомнило, что оно не
просто костюм, и валяться без последствий сколь угодно не
намерено.
Вторая попытка оказалась успешной и Юноша спешно направился к
боковой двери, в надежде найти там именно то, что ему так
необходимо. Варду повезло не сконфузится, и теперь он рассматривал
в зеркало немного опухшее лицо со странным, непривычным выражением.
Тем не менее морда только носила тень чего-то страшного, а вот
задрав свитер и футболку, ярко сияло доказательство печальной
реальности.
Там, где под плотью учащённо билось сердце, виднелось клеймо,
словно свежее тавро. Пальцы сами потянулись ощупать увечье и
наткнулись на бугорки, точно от сильного, застарелого ожога, хотя
совсем не болели, только слабое жжение под кожей не спешило
утихать. Два перевёрнутых треугольника вписанных в круг, с жирной
точкой по центру, ни о чём не говорили, а смутные ассоциации скорее
всего были ложными – эти маги не особо напоминали классических.
Умывшись холодной водой, Вард посмотрел вниз и понял, что за
столь короткий срок он успел несколько раз вспотеть и высохнуть.
Его одолело нестерпимое желание смыть под горячими струями воды и
физическую, и душевную грязь. Плюнув на всё, Гарольд разделся и
залез в душ.
Тепло приятно согревало, расслабляло тело, пока разум
прокручивал произошедшие события, выхватывал отдельные куски и
обращал внимание на незначительные детали. Сбылась давняя мечта
каждого мальчишки, сколько бы лет ему не приписывал паспорт. Он
маг, и попал в академию для таких же одарённых. Вот только, со слов
явно уважаемых старших коллег, он сплошная бездарность с
околонулевым потенциалом, практически инвалид. Варду хотелось
верить, что это ошибка, или у него есть другой невероятный дар.
Однако твёрдо знал – чудеса на этом подошли к концу.
Гарольд впервые за пару лет заплакал от душившей обиды, пусть
зарекался. Никогда ещё жизнь не издевалась над ним так жестоко.
Подарить надежду на нечто невероятное, и в тот же миг разорвать на
части, втоптать в землю под дружный хохот тройки ублюдков. А затем
тоном опытного врача поставить смертельный диагноз – засыпать сырой
землёй новорождённую.