Сейчас уже ничем не отличаются между собой румыны, немцы, венгры, славяне – все один черт! Ах, солдаты! Ах, солдаты всех народов и солдаты всех времен, как они похожи между собой! Сохранить свою детскую душу – это Божий дар, сокровище, данное тем, кто неиспорчен; так же, как страдание – это сокровище, дарованное мученикам. Спасение приходит через тех и других. И в этих взрослых людях с седыми висками, которые со смехом прячутся, как дети, за колоннами станции метро и скрываются от глаз дежурных по станции, я вижу дар Божий возвращения к возрасту первой невинности и вижу исполнение слов Священного писания: «Истинно говорю вам: кто не примет Царства Божия, как дитя, тот не войдет в него» (Лука, 18, 17).
Входим, наконец, в вагон метро. «Внимание, двери закрываются. Следующая станция “Объединения”, выход слева». На станции «Михай Браву» мы выйдем и пойдем по набережной вдоль Дымбовицы до хлебной фабрики «Витан». Оттуда повернем налево, пересечем перекресток, пройдем еще несколько сот метров и доберемся наконец «домой», в Витан.
Поезд трогается с рывком. Люди сторонятся нас, отодвигаются подальше, чтобы мы не испачкали их, и бросают на нас взгляды, полные отвращения. Тепло, царящее в вагоне, нагоняет сон, и, расслабившись на сиденье, я слушаю монотонный перестук колес. Вагоны покачиваются, когда поезд меняет направление, слегка отклоняясь то вправо, то влево. Поезд метро проходит туннели и везет меня сквозь ночь в Витан.
* * *
В начале декабря грязь подмерзла, сделалась твердой и хрупкой, как чугун, и, хотя снег падал только спорадически, впервые в этом году на «Уранусе» не было пыли. Колеса грузовиков, которые здесь прошли, оставили после себя глубокие борозды, и в этих бороздах вода замерзала, после чего она поначалу стала прозрачной, как хрусталь. Когда солнце встает, его свет отражается в замерзших лужах, как в зеркалах, и рассыпается бесчисленными радугами. Иногда я нажимаю на лед подошвой ботинка, чувствую, как он раскалывается с треском, и меня поражает абсолютная чистота воды, лежащей под коркой льда. Как будто я раздавил под ногой алмазы. Небо синее до боли в глазах. Иногда идет снег, но его очень мало, причем снег мелок, как песок или размолотый лед. Потом все успокаивается, и показывается солнце. Воздух крепок, и, как спирт, перехватывает дыхание. Воробьи, пронзая высь, перелетают через «Уранус», кружатся над нами, а потом приземляются на стрехи бараков, на штабеля арматуры и оттуда поглядывают на нас с любопытством. Солдаты приносят им в карманах хлебные крошки из столовой и бросают их наземь. Воробьи набрасываются стаями и подбирают их. Кто-то захотел дать им рис, но они его не клюют. Им страшно нравится кукурузная мука, и иногда мы бросаем ее на землю или кладем наверху – на этажах или на лесах, но там его сдувает ветер.