Более того. Меня тянули теперь в Судан письма. Почему они попали ко мне, почему меня послали именно в Судан, откуда писались послания на Родину в Россию? Я успел сжиться с автором. Мне пришло в голову, что я должен повторить его путь, понять какая загадка стоит за строками писем. Я почти чувствовал себя не просто Евгением, а тем самым Юджином, который писал неизвестному мне другу в южный город. У меня тоже оставалась подруга в Москве, от которой я улетал в Африку. Правда, Юджин писал своему другу, но очень уж как-то нежно он к нему обращался. Я бы писал так любимой женщине.
Впрочем, возможно, мне так только казалось. Но я тоже впервые отправлялся за границу. Я был почти как тот юноша, но с огромной временной разницей почти в тридцать лет. Когда именно писались письма, мне пока было непонятно, хотя я предположил, что они могли относиться к периоду моего рождения, а это, естественно, прошлый век во всех отношениях. Всё, что происходило до моего рождения, мною рассматривалось как почти доисторическое прошлое. Парня тогда вызывали перед отъездом не только в министерство, но и в главный орган управления страной – ЦК партии для беседы и, вероятно, проверки на лояльность. Сегодня со мной разговаривали только сотрудники редакции, которых интересовали сугубо личные вопросы. Все хотели мне помочь быстрее оформить командировку, скорее получить визу, организовать вне очереди новый паспорт, добыть медицинскую справку. Все угождали, но не бесплатно. Никого больше в других отношениях моя персона не интересовала.
И всё же я чувствовал себя Юджином. Странным немного казалось лишь его удивление при виде торговли на улицах Хартума. В Москве на Тверской улице тоже на каждом метре что-то продают. А когда я был в Ялте или Евпатории, то там на набережной особенно в вечерние часы торговля всем чем попало, выкрики продавцов, гадалок, рисовальщиков мгновенных портретов или татуировок, уличных музыкантов и прочих развлекателей шумом и разнообразием никак не уступают описанной картине торговли в африканской столице.
Очевидно, во времена Юджина в России было иначе. Да, именно так я стал различать временные периоды: моё время и времена Юджина. Оставалось два дня до моего отлёта. Освободившись, наконец, от организационной суеты, устроившись дома в кресле с чашечкой кофе на маленьком столике, я принялся читать третье письмо из Африки, которое теперь начиналось без эпиграфа, но столь же неожиданно не приветствием, не датой, которая шла дальше, а географическими данными.