- Что мне на язык сейчас просится – то тебе лучше не слышать, -
пробурчал под нос командир. – На вот, водичкой освежись. Ехать
четверть часа осталось.
Рука в кожаной перчатке с силой плюхнула бойцу в грудь
полупустую фляжку.
- Я не пить, я выпить хочу, - отверг предложение Хабар. – Вода у
меня и самого есть – полная фляга.
- Ну, нет так нет.
Рука в черной перчатке, не задерживаясь, закинула флягу обратно
на плечо и дернула вожжи, заставив лошадь двинуться вперед.
Командирское настроение сегодня явно было не лучшим.
- Мне дай тогда, моя закончилась, - попросил Гнедой, протянув
руку. – Пить охота, страсть.
- Хрен тебе. Еще заражусь чем-нибудь, - скривился Хабар. – Ты
полночи с этой кривой шлюхой лизался. Буэ!
Он изобразил рвотный порыв. Воины за его спиной заржали: шлюха и
правда попалась на редкость страшная. Но после двух месяцев шатания
по Пирейским полям под гнетом полной воинской амуниции никто и не
глядел на лицо чудом попавшей в лагерь бабы. Согласна – и ладно.
Глаза закрыл, и все чудесно.
- Че, завидно? – хмыкнул Гнедой. – Она, может, на рожу и кривая,
да внутри, поди, все одинаковые.
- Да для тебя вообще все одинаковые: что с кобылой, что с бабой
– не отличишь. Где ты только таких находишь, - Хабар сплюнул и
дернул лошадь в сторону, чтоб отошла от бывшего приятеля
подальше.
- Я-то хотя бы нахожу. И с вами делюсь. А ты – жлоб и шкура, -
ответил Гнедой.
- Ах ты сссука!
- Я щас обоим плетей всыплю! – донеслось до них командирское
рычание. – Хабар, заткни хлебало. А ты, Гнедой, мне новое одеяло
должен. Это ж надо было додуматься: разложить бабу прямо в моей
постели!
- Не, а че такого? Она на людях не соглашалась, а Ваша палатка
была пуста, - развел руками Гнедой, оправдываясь.
Командир тяжело спрыгнул на землю, грохнув амуницией, и сделал
два угрожающих шага в сторону провинившегося парня:
- Повторяю для тупых: никаких баб во время боевых действий. Тем
более, в командирской палатке. Без приказа! Запомнить всем: в
походе я – ваша единственная баба. Приспичило? Снимай штаны –
отхожу так, что сидеть больно будет. Хошь – плетью, а не хошь –
копьем могу.
В кожаной перчатке, обшитой снаружи куском старой кольчуги,
неведомым образом оказалось древко видавшего виды копья, а его
отполированный конец был подсунут для демонстрации прямо под нос
Гнедому. Отряд, как по команде, отодвинулся от командирского гнева
подальше. Однако реакция у народа была в основном веселой.