– Слушай, Сена, – шепнула мне на ухо Тая, – лично я бы осталась с богатеньким Черномором, если б меня взялись окучивали такие вот соломенные квадраты. Прям позор, а не мужики.
Зря она это сказала. Достаточно было малюсенького повода, чтобы начать смеяться… ржать буквально, хуже всякой лошадюги.
Следующим номером выступала какая-то дама странной конфигурации: там, где у нее заканчивался головной убор, сразу же начинался бюст. Дама выдвинулась на середину сцены, вытянула перед собою руки и, размахивая ими в разные стороны, заголосила.
– Слушай, – прошептала Тая мне на ухо, – а это кто?
– Может Людмила? – предположила я, давясь беззвучным хохотом.
– Да? – ужаснулась подруга. – Если это она, то мы немедленно уходим! Какая же к черту Людмила без шеи? Вон, кокошник прям на бюсте!
К радости выяснилось, что это не Людмила, но легче мне все равно не стало, я уже не могла прекратить смеяться. Самое ужасное, что, глядя на меня, начала ржать и Тайка. Смех вообще штука заразительная, хуже зевоты. Умом я понимала, что мы сидим почти у самой сцены и нас, не дай господь, видят актеры, но ничего не могла поделать.
Потом занавес ненадолго опустили, а когда его снова подняли, на сцене стояла громадная голова в шлеме. Вышел Руслан и минут пятнадцать распевал песни, не обращая внимания на то, что в двух шагах от него стоит трехметровая башка, и только когда у нее загорелись глаза, а изо рта повалил дым, он ее вдруг заметил! Руслан взмахнул руками, будто собирался улететь, что должно было означать удивление, а голова, вдруг ни с того ни с сего, запела тихим, жалобным хором. Это, конечно, не могла не заметить Таисия.
– Сена, – прошептала она, – а почему голова поет хором? Да еще так жалостливо… Хотя, какая радость, если ты весь состоишь из одной башки? Ни рук, ни ног, попы и той нету.
И у меня начался самый настоящий приступ. Я поняла, что если она скажет еще хоть слово, меня надо будет выносить отсюда.
– Замолчи, пожалуйста! – проскрипела я. – Я никак не могу успокоиться!
– А что я такого сказала? Кстати, отодвинься от спинки кресла, иначе из-за тебя трясется весь ряд, и на нас обращают внимание.
Я согнулась в три погибели и тихо вздрагивала, постаралась думать о чем-нибудь неприятном, в надежде остановить смеховую истерику. Но это было сложно сделать – рядом со смеху тряслась и Тайка. На сцену мы старались не смотреть, дабы не сделалось еще хуже. Во что бы то ни стало, требовалось продержаться до антракта… Мы почти смогли взять себя в руки и немного успокоиться, как вдруг на сцену вышел худенький мужчина формата «заморыш» в длинном кафтане и неожиданно запел женским голосом. Мы в недоумении уставились на это явление.