В итоге есть все основания утверждать, что у нас нет достаточно достоверных данных в пользу западно-финского происхождения погребения, так как в Западной Финляндии не находится такой области, памятники которой по всем параметрам (по конструкции и инвентарю) можно было бы сопоставить с комплексом у Лапинлахти. Как мы выяснили, найденные в Лапинлахти предметы вписываются в круг древностей, характерных для обширных областей Финляндии и Прибалтики. Это говорит о наличии самых широких связей с указанными областями и, если бы население Карельского перешейка происходило из Западной Финляндии, имелись бы более широкие и очевидные соответствия в форме погребальных сооружений и в комплексе погребального инвентаря.
Мы полагаем, что это погребение было совершено местным «пракарельским» населением. Это население в культурном отношении тяготело к развитым центрам Западной Финляндии и Прибалтики, откуда (из Западной Финляндии), видимо, и была заимствована форма погребального сооружения. Погребальный инвентарь, представленный как оригинальными местными вариантами, так и имеющими всеобщий для Балтийского региона характер изделиями, также несет на себе отпечаток влияния соседних, более развитых культур. Это явление естественно и объяснимо. Известно, что у населения развитых меровингских центров Западной Финляндии сложились достаточно прочные связи с расположенными восточнее, вплоть до Урала областями, которые хорошо отражены в археологическом материале (Hackman 1938: 188; Ищите 1979: 191; Lehtosalo-Hilander 1984: 289, 294-295). Подобные связи существовали и с прибалтийскими землями. Неудивительно, что в предшествующее эпохе викингов время и при таких отдаленных контактах мы находим на Карельском перешейке, который по своему географическому положению является узловым, характерные для этих центров и областей типы вещей. Эти находки свидетельствуют, что оживленные торговые контакты IX-XI вв. возникли не вдруг, не на пустом месте, а были подготовлены практикой предшествующего международного торгового обмена.
Нам представляется, что данное погребение является результатом культурного взаимодействия двух соседних регионов с различной степенью развития (Сакса 1989: 94-97; 1992: 96-105; Saksa 1998: 191). Несомненно, что со стороны Западной Финляндии происходило переселение части населения либо в форме поездок сезонных охотников, как на ранних этапах в первой половине – середине I тыс. и. э., либо под давлением необходимости поиска новых земель и ресурсов, что отражено в динамике роста археологических памятников в эту эпоху в Юго-Западной Финляндии и области Хяме, которая своим вектором развития направлена на восток (Huurre 1979; Saksa 1992а; 1992b; Сакса 1986). Однако это движение населения на восток не могло быть крупномасштабным, поскольку возможности внутреннего развития в Западной Финляндии в форме освоения и введения в хозяйственный оборот близкорасположенных земель не были исчерпаны. Это проявилось в увеличении количества погребенных на тех же самых могильниках в Западной Финляндии и во второй половине эпохи Меровингов, и даже в более позднее время. Существенное увеличение количества памятников восточнее Хяме наблюдается лишь в эпоху викингов (IX-XI вв.).