Строй и разрушай. Пиши и стирай. Верь и сомневайся. Возможно, отец имел в виду именно это? Много лет спустя, вспоминая тот давний разговор, Пери поняла, что именно он определил ее будущий удел. Уже тогда, в детстве, она догадалась: в мире, где одни истово предаются вере, а другие столь же истово отрицают ее, она всегда будет находиться где-то посередине.
Стамбул, 2016 год
Бродяга надвигался на Пери, поигрывая ножом так ловко и беспечно, словно показывал ей какой-то занятный трюк. Лезвие сверкнуло в нескольких дюймах от ее живота и полоснуло по правой ладони. От боли и страха она громко вскрикнула. По руке потекла кровь, оставляя пятна на лиловом шелке.
Сердце Пери колотилось под ребрами, как птица в клетке, на лбу выступили капли пота. Собрав все силы, она толкнула бродягу в грудь. От неожиданности он потерял равновесие и качнулся. Пери воспользовалась моментом и выбила нож из его руки. Разъярившись, он ударил ее кулаком в грудь. У нее перехватило дыхание. Она подумала о дочери, которая ждет ее в машине. О двух сыновьях, которые сейчас смотрят телевизор дома. Представила, как ее муж, стоя в окружении других гостей, с беспокойством глядит на часы, недоумевая, куда она запропастилась. Глаза ее увлажнились от слез при мысли о том, что она никогда больше не увидит тех, кого любит. Какая нелепая смерть! Люди погибают, защищая свою родину, близких или свою честь. А она защищает поддельную сумочку от «Эрме» с неправильно поставленным ударением. Впрочем, какая разница. Любая смерть бессмысленна.
Бродяга нанес ей еще один удар, на этот раз в живот. Пери согнулась пополам и зашлась кашлем, чувствуя, что ее покидают последние силы.
Собрав волю в кулак, она закричала:
– Прекрати! Прекрати, пока не поздно! – Она словно унимала расшалившегося ребенка. Все тело била крупная дрожь, которую она никак не могла унять. – Послушай, – хрипло сказала она, – если ты меня убьешь или ранишь, тебе мало не покажется. Ты точно сядешь. А в тюрьме из тебя… – «Дух вышибут», хотела сказать она, но вслух произнесла другое: – Там тебе все кости переломают! Поверь, ты горько пожалеешь!
Бродяга сплюнул сквозь зубы.
– Шлюха, – процедил он. – Да кем ты себя воображаешь?
Никто и никогда не называл ее шлюхой. Слово вонзилось в мозг, как ледяная игла. Она сделала еще одну попытку, на этот раз предложив договориться по-хорошему.