Вот я и решил себе зелёнкой лицо измазать и в школу прийти.
– Ромашкин, что с тобой? – спросила Косичкина.
– Ветрянка у меня! – сказал я.
– Ой-ёй-ёй, – заорала Косичкина, вещи свои похватала и на последнюю парту к Саше Ивашкину перебралась.
Там она с ног до головы влажными салфетками обтёрлась, с учебников пыль сдула, из шарфа себе повязку на лицо сделала. Мол, дезинфекция!
А мне что? Мне хорошо! Рядом со мной двоечника Лёшу Пряникова посадили. Весело! Мы с ним и в морской бой втихаря поиграли, и в висельницу и ещё собирались из ручки плевательные трубочки сделать. Но тут объявили контрольную по английскому языку, и я приуныл. Стал на Косичкину поглядывать. Та на последней парте уверенно строчила что-то себе в тетрадку. Да и Сашка не отставал, шею, как гусь, вытянет, посмотрит в чужую тетрадку и рад стараться: быстро-быстро задания выполняет. А я – так совсем пропадаю. Короче, получил я свою двойку по английскому и на следующий день Косичкиной шепчу:
– Пошутил я, Косичкина, можешь назад возвращаться!
– Ни за что! – говорит она и подальше от меня пятится.
И не знаю, чем бы закончилась для меня вторая четверть. Но только Сашка Ивашкин через неделю заболел… Сашкин братишка, на моё счастье, из садика принёс ветрянку!
И Катя Косичкина вернулась ко мне! Ура!
Заходите через годик…
Мне Ромашкин нравится… Вернее, мне он совсем не нравится, но я хочу, чтобы он в меня влюбился.
Моя бабушка, когда дедушке обед варит, обычно говорит, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. И я ей поверила!
Однажды я говорю Ромашкину:
– Угощаю тебя, Ромашкин, конфетами!
– Правда?! С чего бы это? – разволновался Ромашкин, но конфету взял.
На следующий день я угостила его домашним пирогом.
– Вкусный! – облизывая пальчики, сказал Ромашкин.
А сегодня Ромашкин сам крутится у моей парты!
«Неужели бабушка права?» – подумала я.
– Чем сегодня угощать будешь? – в конце концов поинтересовался Ромашкин.
И я достала бутерброд с селёдкой и луком.
– Вот селёдка, – говорю, – дедушка в обед не доел!
И тут Ромашкин расстроился!
– Ты что, Лампочкина, издеваешься, что ли? Я ненавижу селёдку! – сказал он.
– Ну, может быть, красный борщ… завтра принести, – с надеждой сказала я.
– И красный борщ я ненавижу! Моя мама каждый день заставляет меня борщ есть, – пробурчал Ромашкин, развернулся и ушёл.