Сочельник, канун Рождества, значит. Ванюшке девять и он ходит в третий класс. Каникулы, слава Богу. Ванюшка сидит на русской печке: и тепло здесь и не на глазах у родителей. Слабый свет от заиндевевшего окна с трудом продирается к нему сквозь небольшое пространство между трубой и полатями.
Ванюшке, как бы сказала мать, в голову блажь пришла: сидит на печи, на коленях обрывок обоев (вчера полуторагодовалый братишка пробуровил остренькими коготками по стене и выдрал кусок обоев, а старшенький прибрал: в его хозяйстве, мол, пригодится), в руке химический карандаш, послюнявив его, выводит крупные круглые аккуратные буквы. Есть первая строчка: «Рождество твоё, Христе Боже наш…» Эту строчку он помнит: слышал где-то и когда-то. А дальше? Ни с места. Вылетело из головы.
Что же делать? Как быть? Вертятся всякие разные слова – «Иисус», «дева Мария», «Вифлеем», «звезда», «ясли», «волхвы», но не выстраиваются складно. Походить да поспрашивать деревенских? Ну, нет! Он сам должен вспомнить!
Но никак и ничего не вспоминается.
– Мам! – кричит он с печки, высунув из-за трубы остренький носик.
Мать занялась постирушками, поэтому недовольно спрашивает, не отрываясь от жамканья в корыте:
– Чего тебе?
– Ты, мам, Христа когда-нибудь славила?
– Было дело… В детстве…
– А помнишь хоть одну песню?
Мать недовольно отвечает, выжимая его старенькую рубашонку:
– Где мне помнить? Давно было…. Скоко годов-то пробежало.
Ванюшка не отстает и просит:
– Ну, мам, вспомни, а? Ну, пожалуйста! Что тебе стоит? – Заканючил он.
– Отстань, – говорит мать и перестает реагировать на упрашивания сына.
«Блажь» в голове Ванюшки не проходит и он, беспрестанно слюнявя кончик заостренного химического карандаша, пыхтя, будто паровоз на крутом подъеме, выводит вторую строчку, третью, четвертую. С трудом, но что-то получается. Перечитав несколько раз, удовлетворенно хмыкает. Ванюшка крестится и шепотом произносит: «Господи, помоги мне». Потом продолжает сочинять свою песню во славу Христа.
Закончил он, когда за окном сгустились сумерки, и мать зажгла настольную трехлинейную керосиновую лампу. Матери бы прочитать, но не решается: может схлопотать подзатыльник, вместо благодарности. Мать-то скора на это самое: испытал на себе…
…Иван Васильевич слышит легкие и осторожные шажки, сопение (со зрением у него проблемы, а слух – о-го-го), приоткрывание двери. Он прекрасно знает, кто крадется, поэтому чуть-чуть приподнимает левое веко. Он видит в дверной щели сначала розовенький носик, а потом и блестящий голубенький глазик. Это замечательное существо, удовлетворив любопытство, прикрывает дверь и также тихо уходит. Юленька, его дочь, глухо ворчит: видимо, отчитывает Светланку за то, что та может разбудить уставшего деда.