В созвездье лун,
В мерцании бездонных глаз
На троне дремлет
Карлик Мун.
Андрюхе понравилось, он даже мелодию промурлыкал, но вскоре «Карлик Мун» был забыт, как и десятки других наших совместных творений. Отряскин требовал смысловой изощренности, этакого словесного импрессионизма, а мне больше по душе были простенькие, доходчивые тексты про то, как парень полюбил девчонку или, наоборот, она его полюбила.
Однажды я заглянул в каморку: хозяин куда-то улетучился, а на его кровати сидел и скучал Мурашов. Лехе я напел свою единственную песенку, которую потом, через много лет, записал «Секрет». Песня давно благополучно забыта. Называлось творение «Она так любит…».
Что касается Отряскина, то с ним гораздо больше повезло тексту «Музыка». Как-то я принес бумажку и прочитал:
Какая пустота.
Нет музыки, умолкли звуки.
Она исчезла – где ее искать?
Быть может, вор неведомый, со скуки
Украв, решил ее повыгодней продать?
И так далее.
Он посидел, подумал – и сочинил мелодию. Сочинял он забавно: шевелил губами, потряхивал головой, задумывался на пару минут, а затем начинал мучить струны.
Впрочем, как полагается всякому творцу, Отряскин пробовал себя в разных жанрах.
Отряскин и акварель
Неожиданно все стены в его жилище покрылись листами с акварелью: размытые пятна, капли, круги, пирамиды – ни дать ни взять Чюрлёнис. На нескольких картинках небо плакало кровавыми слезами. Некоторые творения были наивны, как и наше тогдашнее желание изменить мир. Некоторые удались. Акварель тем оригинальна, что после первого мазка кисти ничего нельзя исправить. Как получилось, так получилось. Отряскин рисовал и рисовал – и губу прикусывал от усердия. Он трудился и днем и ночью. Какое-то время он казался одержимым. Все остальное забросил. Даже гитару. Мне подарил несколько картинок.
А потом как отрезало.
Отряскин и стихи
Стихи Отряскин любил (надеюсь, и сейчас любит).
Гарсию Лорку он читал с упоением.
Помню в его руках еще какие-то сборнички. К тому же иногда мой друг и сам уходил в «те горы и долины» – совсем недавно в ящике своего стола я разыскал целую стопку его виршей.
Я не отношу себя к ценителям поэзии. Но, по-моему, у друга выходило очень даже неплохо.
Главное, искренне.
Отряскин и столярное ремесло
Что-что, а руки у него всегда были на месте. Состояние дел с музыкальной техникой вызывало отчаяние. Отечественная делалась на оборонных заводах как побочное производство и представляла собой само воплощение халтуры: в ней постоянно что-то трещало, фонило, горело и лопалось. Иностранная баснословно, запредельно, заоблачно дорого стоила. Выхода не оставалось. У какой-то команды Отряскин приобрел самопальный усилитель. Затем, не раздумывая, взялся за молоток и дрель. Вся комната покрылась стружками. В перерывах между беготней в институт, маханием метлой и репетициями он строгал, сколачивал, обтягивал, мазал эпоксидной смолой – и сделал-таки отличные колонки. Правда, до ужаса тяжеленные – как их потом спускали по лестнице, не представляю.