Злые языки болтали, что типичный москвич – это дворянин сорока-пятидесяти лет, в далекой юности прослуживший пару лет в полку и тогда же прочитавший пару вольнодумных книг Вольтера. Со временем, озлобленный своей незначительностью, расставшись с мечтой наскоком преобразить Отчизну, он стал люто ненавидеть ее и заперся в своем родовом гнезде, общаясь с Россией лишь раз в год – когда крепостные крестьяне привозят деньги и товар.
Другие отмечали, что в Москве скорее исчезнут квас и калачи, чем чванливые чиновники в мундирах с начищенными пуговицами и при часах на золотой цепочке. Сии сановники предложение о взятке считают оскорблением, а берут невестами с приданым не менее десяти тысяч рублей.
Третьи верили, что хваткий купец – высшее достояние города. Он с малых лет уразумел, что собственных суждений о религии, царской фамилии и полицейских чиновников иметь не следует. Воспитанный в духе строгой дисциплины и национальной гордости, деловой хват смело берет займы под проволочный завод или кабак, а чтобы отмаливать то и дело нарождающиеся грехи, держит в доме с пяток прорицателей и иконостас старого письма.
Но чего только не наболтают о Москве и ее обитателях! «Нам, русским, не надобен хлеб, – говаривал юродивый Архипыч, пользовавшийся почетом у императрицы Анны Иоанновны, – мы друг друга едим и сыты бываем».
И сколь языком не трепи, а главным московским жителем всегда был и будет простолюдин. Благодаря его нескончаемому труду, непредсказуемой смекалке и жизнелюбивому характеру крепок и самобытен город. И всякий раз, когда приходила беда, кузнецы, плотники и огородники по доброй воле поднимались на крепостные стены монастырей и Кремля, чтобы исполнить, может быть, свой последний долг перед Родиной.