– Что ж это я тебя уговаривать должен. Ты своей судьбе сама хозяйка. Выбрала себе нового мужа – скатертью дорога. Живите вместе, если так хочется. Я тебе не помеха. Против развода не буду. Все подпишу, что потребуется. Так и знай. Такое мое последнее слово.
– И как я могла жить семь лет вместе с этим человеком?! И любить его… Все! Ни минуты я не задержусь в этом доме. Сейчас же ухожу к Павлу. Вот только позвоню, чтобы встретил. Соберу кое-что и уйду. Не буду я тебя больше обременять.
– Баба с возу – кобыле легче!
– Ну надо же, не удержался, сказал! Уж потерпи еще пять-то минут.
Валентина позвонила куда-то. Перебросилась несколькими фразами с человеком на другом конце провода. Собрала кой-какое свое барахлишко в чемодан и направилась к двери. Все это время Мишкой двигала какая-то ожесточенность. Он никак не мог понять: “Как так? Любит меня, а уходит к другому?” – и поэтому не хотел искать мира.
Уходя, Валентина оглянулась, как бы ожидая, что ее вернут, но столкнувшись с презрительно растерянным взглядом Мишки, только чертыхнулась про себя в его адрес и аккуратно закрыла дверь.
А Мишка остался дома один. Ему все не верилось, что это могло произойти с ним, с Михаилом Федоровичем Фатеевым. Все это как-то не укладывалось в голове. Он сидел и ждал, что вот сейчас Валентина одумается и вернется. И все будет продолжаться по-прежнему.
Но Валентина так и не вернулась.
А сегодня, видя, что с Мишкой творится что-то неладное и что человек находится в таком состоянии, в котором и покалечиться запросто можно, подошел к нему мастер участка и слово за слово выспросил всю Мишкину печаль.
– Ну, что бы я тебе посоветовал… – начал он, теребя свою куцую бороденку, – увидишь ведь ты ее до развода? Так попроси прощения, попроси вернуться. Сам знаешь, что вернется, если так поступишь. Разве это сложно?
– Нет, Митрич, я ее судьбе не помеха. Не буду я за кем-либо бегать и сопли вытирать. Не девчонка, сама знает, чего хочет.
– Глупый ты, Мишка! Глупый и гордый до черезвычайности. А знаешь, когда ты таким стал? Раньше ведь был нормальный мужик, простой, не без прибабахов, но простой. Помнишь, когда тебя в первый раз на доску почета повесили? Сейчас гляжу я на это дело и думаю: поспешили мы тогда. Не созрел ты тогда для почета. Да и до сих пор не созрел. Сразу загордился, зазнался. Уваженья стал к себе требовать чрезмерного, а к другим и обычное забывал проявить. Умней, парень, а то так гордым дураком и помрешь, – сказал это все Митрич, подождал немного, что Мишка ему в ответ скажет, и, ничего не дождавшись, ушел по своим начальственным делам.