Впереди чернота. Веки разлеплялись от выступившей на них слизи как при конъюнктивите. Окружающие предметы скакали вверх-вниз. Невозможно было на чем-то сосредоточиться и остановить взгляд. Вестибулярный аппарат все еще определялся с расположенностью меня в пространстве относительно окружающего. Постепенно безумное верчение прекратилось. Голова пульсировала и болела, но это была уже не та острая боль. Все еще сильно тошнило.
Глаза понемногу стали привыкать к темноте. Только сейчас я почувствовал, что меня кто-то обнимает и прижимает к теплой груди. Это оказалась мама.
Головная боль и судороги в желудке прошли достаточно быстро. Спасибо стакану воды, который оказался у меня в руках. При «возвращении» я обмочился и сидел в луже в липких колготках. Тем временем картина привычной реальности постепенно поглотила явившийся сон.
Позже выяснилось, что после драки воспитательница позвонила маме на работу и попросила забрать меня домой. Мама примчалась, на что ушло около сорока минут. Таким образом, путешествие в зеленый рай не могло длиться более получаса. Представляю выражение на мамином лице, когда она увидела сына в темном углу без сознания, с раскрытым ртом и капающей из него на колени слюной, в синяках и порванной одежде…
Убедившись, что я вернулся к жизни, мама вытолкала воспитательницу из спальни в кабинет и разобралась с ней «по-взрослому». Сами стены стонали гулом от крика матери, поглотившего робкие оправдания воспитателя. Все дети слышали это. И все теперь знали, что к воспитательнице применимы такие определения как: «тупая толстуха», «бессовестная бездарь», «преступница» и так далее. О неприличном я умолчу.
Мама написала заявление, забрала документы и, наспех одев меня, выскочила на улицу. Так я навсегда попрощался с красивыми горами, с оранжевым солнцем и Дашей-Наташей. Признаться, мне было жаль этого, хотя уже тогда показалось, что если ОЧЕНЬ захотеть, то я смогу найти их в каком-нибудь «другом месте».
С маминых слов я понял, что никто не заметил за мной ничего странного. Просто шок от побоев. Я и не стал рассказывать ей о своем видении. Мне все равно бы не поверили. Так или иначе, это сразу стало моей тайной, которую я сам в то время еще не совсем понял и побаивался.
Со следующей недели я был определен в детский сад, в котором работала мама. Продолжая жить привычной жизнью, я постепенно забыл о яркости своего «путешествия». И лишь иногда, перед сном, в голове всплывали призрачные отрывки той галлюцинации.