– Ку-ух! Ну и повезло же нам, воронам!
– Ка-аг-р! Кто-то щедрый добрую поживу голодным птицам оставил!
Толковали о покойнике хорошо, оплакивая его печальную душу. Обильно поглощали поминально-праздничную снедь, расставленную на шкурах. Праздник есть праздник, одной медвежатиной такую прорву людей не накормишь, поэтому эленцы порядком опустошили свои подвалы, а кочевники забили больше десятка оленей.
В одном месте сгрудилась толпа. Народ с почтением наблюдал за старейшиной местных тонготов. Невозмутимо двигая железной челюстью, тот жевал сырые оленьи сухожилия. Рядом сидела красавица дочь. Близнецы Силиса несли привычную стражу. На лицах парней краснели свежие молнии-шрамы. Братья мрачно подозревали, что блеск вставных зубов отца Самоны – не главная причина неумолчного интереса толпы. Слишком уж много восторженных мужских глаз в ней мелькало…
Среди чужаков, возвышаясь на три локтя, пировали четверо великанов. Сандал с изумлением приметил рядом с ними людей с узорными лицами, облаченных в крашеную красной охрой одежду.
Поймав взгляд главного жреца, костоправ желчно шепнул:
– Хориту с шаялами приблудились. Хорсун поговорил с ними и допустил к столу. Бэргэн тоже не высказался против отринутых. Говорят, в войско принять пообещал.
Отринутыми в Великом лесу называли воинов, из-за какой-нибудь провинности выдворенных из дружин, либо забияк, изгнанных родом. Чаще всего это были отборные люди. Задиристые, шустрые, они хорошо знали языки здешних племен. Бродили повсюду маленькими кочевьями, предлагая свои услуги тем, кто нуждался в ратной помощи. Охотились, рыбачили, не брезговали грабежом в одиноких аймаках. Болтали о них и как о ходоках-лазутчиках, отправленных на поиски новых земель, годных для заселения… Значит, кучка подобных удальцов прибилась к Элен.
Шаялы вкушали начиненные мясом и корешками гусиные желудки. Черпали их, чуть протухшие для остроты, полными пригоршнями из глубокой мисы. Смачно чавкали набитые лакомством рты. Душистый желтый жир окатывал мощные подбородки, капал на орлиные позвонки и волчьи клыки, висящие, как бусы, на шеях. Громко сопя, великаны облизывали толстые пальцы. Хориту опрятно отрезали хрусткие кусочки от ломтей печеного оленьего мозга. Жевали молча, без хлюпа и причмокивания. Лишь затейливо подергивались черные власяные узоры на блестящих щеках. А блестели щеки потому, что хориту всегда смазывают лица салом.