– А-а! Ну, отдай! – завопил Проныра, кидаясь к Коротышке и хватая его за горло. – Совсем обалдел! – но было поздно, вся выпивка уже перекочевала в желудок Коротышки, который тем временем извивался в руках Проныры, тщетно пытаясь вырваться.
– Да, ладно, пусти! – прохрипел Коротышка.
Но Проныра, лишившись своего любимого напитка, был неумолим.
– О, любезный сэр! – заверещал Коротышка, решив применить другую тактику. – Подойдя к вашему столику, за которым восседали такие благороднейшие рыцари, и, увидев перед Вами, сударь Проныра, бокал такого гнуснейшего пойла. Я не мог его не выпить, так как сии мерзейшие помои недостойны не только ваших уст, но и взгляда. Я никак не мог подумать, что вы собираетесь это пить. И, если не угоди…
– Ах, ты гнусный, вонючий недомерок! – вскричал Проныра, перебивая эльфа. – Да, как ты смеешь оскорблять сие вино, которое сам же и вылакал! – И начал трясти Коротышку, как мешок с картошкой.
В харчевне все посетители повскакивали со своих мест, наблюдая за происходящим.
– Проныра, покажи ему! – вопили одни.
– Нет, Коротышка прав, – надсаживали глотки другие, стуча кулаками по столам, пытаясь переорать друг друга.
– Ставлю грош, что Проныра надерёт ему задницу! – заорал, вскакивая на столик, какой-то толстый гном.
– Тихо!!! – перекрыл, поднявшийся шум, рёв Громилы.
– А-ну, заткнулись все! – Громила начал протискиваться к столику Нэдфилда с Пронырой.
Проныра сглотнул и на мгновение разжал пальцы, чем Коротышка не преминул воспользоваться. Через мгновение маленький эльф уже нёсся во весь дух к выходу из трактира. Проныра кинулся за ним, но мощная волосатая рука ухватила его.
– Не в моей забегаловке! – рявкнул Громила. – А то навешаю таких, что сам себя не узнаешь. Это приличное заведение, а не какой-нибудь тебе танцпол параллельного мира.
– Танцпол – это не… – хотел было возразить Проныра, но, встретившись с взглядом Громилы, передумал и произнес, – твоя харчевня. Ты прав. Но эльф сам нарвался.
– Верно, – сказал Нэдфилд. – Я могу поручиться, что эльф первый начал, выпив весь эль Проныры, вдобавок обозвав эль „гнусным пойлом“.
– „Гнусным пойлом“?! – взревел Громила, громче тещи орка Пузана, Матушки Любавы, которая славилась тем, что, впав в раж, могла переорать мартовских котов всех вместе взятых. А в позапрошлом году, когда она шла в соседнюю деревню Болтухино, и на нее напал василиск Остроглаз, наводивший ужас на всю округу более полувека, она, не растерявшись, так завизжала, что василиск не только потерял сознание, но и получил заикание на полгода вперёд. Теперь, встретив его на тропинке в лесу, поджидающего очередного путника, стоит только напомнить имя матушки Любавы, как он сразу начинает икать, моментально растрачивает весь свой грозный запал, заодно и зверский вид и, скорчив обиженную гримасу, спешит убраться с дороги.