Майор захлопнул чемодан, передал его прапорщику, и половина команды поплелась в сторону здания аэродрома. Остальным была дана команда оправиться и быть готовым к погрузке.
«ИЛ» все сосал и сосал керосин в свою ненасытную утробу с жирного туловища очередного «наливника», а мелкий колючий снежок присыпал закляклую на морозе команду избранных или проклятых – это уже кому как угодно.
Самолет догрузили под завязку десантниками Тульской дивизии ВДВ. На фоне этих бравых бойцов сникли острословы разгнузданной «германской» команды и сидели, молча в тряпочку, как освобожденные из плена перед освободителями.
Наконец погрузились. Закрылись створки-люки. Противно засвистели турбины, повышая тональность, и сдвинули громадину с места. Отрыв от бетонки даже не почувствовался, только под ложечкой засосало у Вадима.
Десантники поделились сухим пайком и горячим чаем из термосов. Настроение поднялось, и будущее стало казаться не таким уж горьким. А кто из них что-нибудь знал о своем будущем на ближайшие дни? Может только обособленная группа эта, судьба и выбор каждого индивидуума из которой – убивать или быть убитым.
Все, из оказавшихся на этом транспортном борту на Термез, призывались по «Закону о всеобщей и т. д.» Они были обязаны «защищать с достоинством и честью» Родину-мать, а не то «постигнет кара и всеобщее презрение трудящихся». Тульских десантников и этих – «таинственных» в углу, Родина научила как «защищать». Но Родина столько призывала человеческого материала в армию каждые полгода, что всех научить «защищать с достоинством и честью» не было ни средств, ни сил, да и смысла. Ну, не отпускать же их по домам – этих недостойных или негодных «с достоинством и честью»? Но там, где намечалась хорошая заварушка, всем найдется дело, ну, хотя-бы, в подсобном хозяйстве. Так решали высокие армейские умы и свозили на перековку в Среднеазиатский военный округ «отходы» из ударных кадровых армий, окопавшихся намертво в Европе после Второй Мировой. А заварушка у южного подбрюшья СССР намечалась немалая.
– Вадим, что все это значит? Почему наши с тобой фамилии не прозвучали? – В голосе Обихода звучала обреченность и неуверенность, хочет ли он уже сейчас услышать правду.
– Не дрейфь, друг. И в Средней Азии есть граница. – Вадим попытался успокоить друга, а скорее всего самого себя.