Ничего не изменилось с тех пор, как я была здесь последний раз.
Все тот же унылый микрорайон, лишь редкие осенние деревья
разбавляют пейзаж. В соседнем здании оглушающе звенит звонок —
школа, где работает мама. Надеюсь, ее занятия уже закончились,
ключей-то у меня нет. Из дверей выбегает орава ребятни. Они громко
хохочут, бросаются осенними листьями, пинают портфели. Дети тоже не
изменились за эти годы…
Идем с Юлей к подъезду и поднимаемся на второй этаж. Нажимаю
кнопку звонка и жду. Дверь почти сразу открывается.
— Алина? — Мама удивленно округляет глаза.
— Здравствуй, — натянуто улыбаюсь.
— Бабушка, привет. — Юля жмется к моей ноге. Они почти друг
друга не знают. Олег нечасто разрешал нам ездить в этот город. А
сама мама не любила приезжать в наш «дворец». Говорила, что он на
нее давит. Да и некогда ей. Но и нас в гости особо не звала, в
жизни внучки участия почти не принимала.
— Проходите. — Она недовольно поджимает губы и пропускает нас в
квартиру.
Мельком осматриваюсь. Здесь ничего не меняется уже много-много
лет. Ремонт последний раз делался, еще когда отец был жив, а я
училась в школе. Мы с мамой никогда не были особо близки, а после
смерти отца и вовсе отдалились. Я была папиной дочкой. С отцом я
делилась всем, а мама… Она словно выполняла повинность по моему
воспитанию. Мол, надо значит надо. И, конечно, всегда знала, как
правильно.
Помогаю Юленьке раздеться и разуться и отправляю в свою бывшую
комнату поиграть.
— Это что? — Мама кивает на спортивную сумку около двери.
— Вещи, — спокойно отвечаю я.
— Зачем?
Выбора особо нет. Шила мешке утаить не получится, все равно она
скоро все узнает, так зачем тянуть.
— Мам, я ушла от Олега, — вздыхаю и буквально выталкиваю из
себя. — Мы поживем у тебя какое-то время.
Не спрашиваю, а констатирую. В конце концов, это и мой дом
тоже.
— Что ты сделала?
Ее лицо меняется, а взгляд тяжелеет. Как будто возвращаюсь в
детство под крыло деспотичной матери. Неприятные воспоминания
царапают внутри, но я не позволяю им пробиться на поверхность. Все
это было слишком давно, я уже не ребенок. Теперь меня не так просто
вывести из себя или заставить что-то делать. Вспоминаю события
последних дней и усмехаюсь. Правда, что ли? Но сути дела это не
меняет.
— Он мне изменяет, — поясняю зло и прохожу на кухню. Наливаю
воды и жадно пью, но остудить пожар в груди не получается. Обида,
как кислота, растекается внутри и прожигает насквозь.