Куда больше, чем друг.
Машина такси парковалась у дома родителей. Я огромным трудом оторвалась от воспоминаний, расплатилась с водителем и поползла.
Домой идти не хотелось. Там теперь было безрадостно. Мамина болезнь окончательно убедила ее в бренности мира. Да, ей было плохо и больно: красивой и сильной женщине всегда трудно стареть. А я... каждый день я трусливо сбегала, оставляя отцу его ношу. Лишь честно оплачивала свою долю в их жизни. Больше нечего было предложить им взамен, я сама все больше походила на пустой абсолютно горшочек без меда. Остались только холодные грязные стенки и пустота где-то внутри.
А ведь сегодня был мой День Рождения, целых круглых двадцать семь лет.
Двадцать пятое мая. Дома меня ждут, точно с подарком. Родители даже в самые трудные годы никогда не оставляли меня без него.
Все, надо ползти, оставляя свое малодушие здесь, на лавочке у крыльца. Завтра я подберу его по дороге к автобусу, отряхну и надену обратно. Если не передумаю и не струшу.
Тяжко вздохнула и поползла.
Дома меня встретил запах свежей выпечки, мамино строгое: «Ну я же просила!» (да, я, конечно, забыла счета оплатить!) и папин подарок — восхитительная чашка в корабликах. Будет стоять на рабочем столе, и пусть мне все завидуют. Мамин практичный — электрический эпилятор. Я сразу почувствовала себя уродливой и как никогда волосатой.
Посидели немножечко, помолчали. Я отчетливо чувствовала: отец мне подготовил надежный плацдарм. Никаких разговоров о жизни моей неудавшейся и закопанных втуне талантах не велось целый вечер. Приятно и неожиданно.
А Кот все молчал. Он там умер? Никогда такого у нас еще не было. За все время знакомства, за весь этот трудный наш год. Я мысленно голодала, нервно поглядывая на телефон, даже мама заметила.
— У тебя снова работа?
Я не стала рассказывать им про больницу. Зачем? И про смутные планы на завтра решила молчать. Возможно, я наступаю на те же самые грабли, по которым ходила неоднократно, не знаю.
Ведь родители о моих отношениях с бывшим понятия не имели. О беременности неудачной и о циничном предательстве они тоже не знали. Я молчала, а он был хорошим. Прекрасный мужчина, восходящая звезда науки и доцент, между прочим. И никчемная дочь их, послушно писавшая ему все знаковые научные работы, отмеченные узким научным сообществом как «прорыв».