Нет, этого
тоже не хотелось. Болели ноги. Спину тоже начало ломить. Домой
надо, в берлогу свою, к телевизору.
Стало вдруг
невыносимо горько от всего этого — от толпы, от телевизора, от
вселенской скуки, обыденности и обреченности. Тошно и
горько.
Я заморгал,
чтобы не дать предательской слезе прорваться наружу, пошел вперед,
чтобы не стоять как дурак посреди улицы.
Пошел
резко, сразу, не обращая внимания ни на что. И только успел
услышать, как кто-то сбоку вдруг удивленно выдохнул: «Красный еще!
Куда ты, дед?».
А потом —
истошный визг тормозов. Тяжелый удар. Одним кадром огромное колесо
машины, закрывающее собой весь горизонт, черное, страшное. Крик
женщины «старик под колеса прыгнул!». Скрежет. Лязг.
И боль,
боль, боль.
А потом
пустота...
***
— Что там у
нас?
Строгий
мужской голос, чуть дребезжащий.
— Да вот,
Николай Игоревич, привез вам пациента нового.
Второй
голос молодой, звонкий.
— Вижу, что
не бочку с квасом ты мне прикатил. И где ты их только находишь?
Третьего уже за эту неделю.
— Ну, это
вы, Николай Игоревич, пулю отливаете! Не третий. Второй. И не за
неделю, а за месяц, — тяжелый вздох. — Ну что я могу поделать?
Участок у меня такой, движение интенсивное, едут машины. И поток
людской плотный. Много людей. Разных. И молодых, и старых. Думаете,
мне охота их из-под колес доставать?
Тяжелый
вздох.
— Ладно, не
злись, старшина. То же не булочки тут печем, работа тяжелая и у
нас.
— Понимаю.
К тому же это не колесник.
— А
кто?
—
Каскадер!
— Да
ладно?!
— С
третьего этажа упал.
— Суицидник
что ли?
— Не
похоже. Прохожие говорят, сам полез наверх. И сорвался.
—
Пьяный?
Сопение у
самого рта.
— Алкоголем
не пахнет. Не каскадер это. Каскадеры обычно под «мухой» лезть
начинают на всякие столбы и дома, пытаясь показать свою удаль. Этот
альпинист. Или дурачок.
— Николай
Игоревич, мне пора. Вы уж как-нибудь сами, хорошо? А я потом, чуть
позже приду. Разберемся кто он — дурачок или нет. Вот,
распишитесь.
— Подожди
ты. Осмотреть нужно. Потом распишусь. Так-с,
посмотрим...
— Николай
Игоревич, у меня пост там без присмотра...
— Не убежит
твой пост. Сейчас.
Прикосновения рук, отточенные движения, нажимы. Все
болит, искриться от боли.
— Кости
целы. А вот ушибы имеются. Так-с... Голове хорошо
досталось.
—
Живой?
— Дышит, —
ответил тот, кого назвали Николаем Игоревичем. — Был бы мертвый, на
нижний этаж повез бы, к Марку Эдуардовичу в холодильник,
хех!