Золото Арктики #6 - страница 2

Шрифт
Интервал


«Шайтан. Такой сон прервал. Мама снилась. Детство мое», — мысли незлобной чередой пронеслись в еще сонной голове.

— Ты как здесь? — с хрипотцой в голосе спросил он Суздалева.

— Что за вопрос, ваше благородие?! — усмехнулся граф — Нет еще тех дверей, что не открылись бы перед моей скромной персоной!

— Тююю, — шутливо процедил сквозь зубы Билый. — Мы с тобой, братец, с определенного времени, перед которыми многие двери стали закрыты и когда они вновь откроются, одному Богу известно!

— Да, ладно тебе, казак, кручиниться. Эка беда! Откроются! Даже быстрей, чем ты думаешь! — Суздалев присел рядом с другом. — Ты лучше спроси зачем я здесь?

Микола взглянул на своего боевого товарища. Суздалев загадочно улыбался. Через прищур его серо-голубых глаз, по-детски, светился задор. Билому очень хорошо был знаком этот взгляд. Когда Иван Матвеевич что-то замышлял, в его взгляде всегда читалась некая интрига. Вот и сейчас, не говоря ни слова, можно было понять, что в голове у графа бродят мысли, которые он непременно желает воплотить в жизнь.

— Ты часом не влюбился? — спросил казак, деланно испугавшись и тараща глаза.

— Очень смешно, — тут же обидчиво поджал тонкие губы граф. — Я, между прочим, до сих пор в трауре. — Иван поднял палец вверх, привлекая внимание, но тут же залюбовался новой запонкой на белоснежной манжете с чистым изумрудом. Дивный камень! Словно раньше и замечал, как грани играют.

— Прости, друже. Не со зла. Подтруниваю над тобой.

— Понимаю, — кивнул Суздалев. — Кто-то над погонами горюет, а кто-то по любви сохнет. Это хотел сказать?

Билый хмыкнул.

— В самую точку. Только те погоны и положение кровью добывались, а у тебя от природы натура влюбчивая. Уж, прости, Иван Матвеевич. — Казак пригладил соломенные усы.

— Нашел из-за чего расстраиваться, — граф беспечно махнул рукой и снова, не удержавшись, заулыбался, как кот, навернувший крынку сливок.

— Уж очень я хорошо тебя знаю, Ванюша, — усмехнулся Микола. — Посему не тяни, а выкладывай как есть.

Граф поднялся и, заложив руки за спину, прошелся по комнате. Остановился у небольшого окна и подняв указательный палец правой руки вверх, как заправский профессор, произнес:

— Doctrina est lux et ignorantia tenebrae! («Ученье свет, неученье тьма» лат.)

Билый покачал головой и нетерпеливо парировал: