Консул, словно подражая ханьцу, напружил мускулы ног, вытягиваясь на кончиках пальцев, но силы оставили его. Публий опустился, едва не упав от нахлынувшей слабости, затем присел на корточки, касаясь холодной стены одними плечами.
– Скоро зима… – пробормотал Квинт.
– Не бойшя, не жамерзнешь, – усмехнулся Гай. – Скоро и нас рашштавят по клеткам…
– Прекратить! – каркнул Публий. – Принцепс дал слово, что вытащит меня из любой передряги, и я не смею оскорбить августа недоверием! Рим не бросает своих граждан.
– Прошти, шиятельный, – пробурчал Гай. – Ражве я в обиду кому говорю? Прошто неохота помирать без вести, в краю желтопузых варваров!
– Нас найдут, – упрямо сказал консул. – Обязательно!
– Юпитер и Фортуна, – вздохнул Квинт, закатывая глаза, – где вы?..
Гай Лабеон, ветеран Седьмого Клавдиева легиона, не стал богохульствовать в ответ другу, а забубнил старинную походную песню, разухабистую и непристойную:
Прячьте, мамы, дочерей,
Мы ведем к вам лысого развратника!
Квинт Ацилий Глабрион ухмыльнулся и подтянул своим сочным баритоном. Консул покачал головой и тоже зашевелил губами, добавляя свой голос.
Песенка набрала силу, теперь ее было слышно во дворе тюрьмы.
И пусть слышат, подумал консул, пусть познают силу римского духа! А мы будем надеяться и терпеливо ждать…
Часть первая
«Путь Белого тигра[5]»
Глава 1,
в которой преторианцы собираются в цирк
1
Рим, Палатин. 874-й год от основания Рима
Великий Рим просыпается до зари. Звезды тускнеют и гаснут, многоярусные акведуки смутно вырисовываются на фоне сереющего неба, из сумерек выступают молчаливые громады храмов, полные теней и тайн, а дневная карусель, вовлекающая римлян в круговорот забот и непокоя, уже раскручивается потихоньку…
Вот торопливо прошаркали клиенты[6] – они спешат к своим патронам, лелея надежду плотно позавтракать. Вот вразнобой загомонили школьники.
Грюкают и звякают торговцы, убирающие щиты с прилавков и снимающие охранные цепи за створками дверей.
Рим никогда не спит спокойно, убаюканный тишиной и негой. Наступает ночь – и огромный город погружается в полнейший мрак. Только птицам небесным дано видеть, как редкие цепочки факелов проползают по лабиринту улиц, высвечивая тенты бесчисленных повозок, которым по велению Гая Юлия Цезаря был закрыт доступ в город днем – раз и навсегда.