нет никаких других
эффективных средств для борьбы с Ангелами, кроме одной-единственной
«Евы-01».
— Так вот что вас больше всего
беспокоит…
— Не дури, «Еву» восстановят так или
иначе. Но на тот момент ты мог её окончательно угробить. И что нам
тогда, по-твоему, оставалось бы сделать? Ведь сам знаешь
что.
— Мы же победили, — ответил Синдзи с
вымученной улыбкой. — Победителей же не судят.
Майор, вспылив, схватила за грудки
пилота. Стакан беспомощно грохнулся на пол, коктейль
расплескался.
— Сегодня погибли двенадцать человек и
могли пострадать ещё десятки, а то и сотни тысяч, включая тебя и
тех двоих! Как ты этого не поймёшь, дурья башка?!
— Те пилоты всё равно бы погибли, пока
я бы доковылял до шахты, — Икари пожал плечами и отвернулся. В его
голосе ничего, кроме усталости и равнодушия, не
присутствовало.
Взъярённая Мисато и так уже негодовала
оттого, что Синдзи никак не хотел понимать, что в случае провала
его слепой яростной атаки сейчас никого на белом свете не было бы.
Но от последних, циничных и безразличных, слов в адрес храбрых
мужчин и женщин, погибших от рук Ангела, она совсем
взбесилась.
— Никогда не говори подобным тоном о
людях, которые положили свои жизни, прикрывая твою тощую задницу! —
Кацураги уже была готова размазать мальчугана по стенке, ибо кто-то
должен его привести в чувство. И чем раньше, тем лучше. Но в
последний момент осеклась, заметив на его лице ухмылку. От него всё
так же веяло равнодушием, но в нём притаилось и ещё кое-что:
разочарование.
Так вот как Синдзи из раза в раз
разочаровывается в людях. Но и это не самое главное — сейчас он
Мисато напоминал саму себя несколько лет назад, когда на задании
выкидывала какой-нибудь очередной фортель. А это значит, в роли тех
безмозглых штабных офицеров, которые её отчитывали по поводу и без,
сейчас выступала она сама. Неужели за годы расслабленной работы
в NERV прошедшая огонь и воду женщина-офицер начала
превращаться в штабистов, которые пороху-то не нюхали? Нет, ни за
что она не уподобится им.
Мисато оттолкнула Синдзи и постаралась
взять себя в руки.
— Под мою ответственность иди домой,
отдохни, — изо всех сил она придавала своему голосу как можно более
спокойные нотки, — утро вечера мудренее.
Синдзи не стал спорить и молча вышел.
К сожалению или к счастью, он так и никогда не узнает, что Мисато,
оставшись одна в раздевалке, занесла руку и влепила со всей силы
пощёчину самой себе.