— Нехорошо будет смотреть... — ответил
на это Дропаней. — Отдавать свои деньги за то, чтобы кормить
завоёванных римлян? Это даже звучит глупо.
— Но придётся, — Эйрих посмотрел в
окно, за которым даже что-то видно. — Потому что иначе — зачем это
всё? Тогда можно просто остаться здесь и принять судьбу очередного
племени, которое будет захвачено, порабощено и развеяно ветром
истории.
— Будем начинать разбираться ровно
тогда, когда я буду видеть землю, которую мы берём, — хмыкнул
Дропаней. — До этого момента любые обсуждения
бессмыслены.
— Я понял тебя, сенатор, — кивнул
Эйрих. — Что ж, тогда я пойду, у меня ещё встреча с почтенным
Куруфином и Вунджо Старым.
С Куруфином Эйрих будет говорить
обстоятельно, но уже без предъявления претензий. Трюк с гуннскими
наёмниками уже успешно состоялся, гепиды не досчитались целых двух
родов, порабощённый люд уже успешно продан в Сирмий, а казна
остготского народа пополнена на солидную сумму. Гунны, после
такого, уехали, не пожелав больше иметь дел с готами.
Причиной их громкого убытия стало
раскрытие сведений об истинных расценках на добытый товар, которые
они узнали по причине того, что придержали у себя две сотни рабов,
из-за превышения оговорённого с Куруфином числа. Тот излишек брать
не захотел, потому что договорился с римлянами на конкретную
численность и отчитываться за дополнительные деньги от сделки ему
тоже бы не хотелось. Политические противники обязательно усмотрят
что-то нехорошее во внезапном превышении оговорённой суммы, поэтому
Куруфин не рискнул.
Гунны же доставили своих рабов в
ближайший римский город, а это оказался именно Сирмий, где продали
их почти в два раза дороже, чем тех, которых сдали остготам. Это
вызвало у них очень интересные вопросы конкретно к сенатору
Куруфину...
Но старик развёл руками, сказав, что
такова сила договора: их никто за рукав не тянул, сами на всё
согласились, сами всё сделали. Гуннский вождь был недоволен таким
поворотом, поэтому сказал, что уезжает в кочевья Руы, чтобы
сообщить ему о том, как ведут дела люди из «сборища чем-то там
управляющих старых пердунов».
Эйрих же посчитал, что Хуяг, гуннский
тысячник, никому ничего рассказывать не будет и на самом деле
поехал не в кочевья Руы, а дальше на северо-запад, чтобы разорить
какое-нибудь германское племя на пару-тройку деревень. Сам Эйрих,
будь он кочевником малых амбиций, поступил бы именно
так.