.
В дневнике она с восторгом пишет: «27 октября. Приехал Маршак и говорит, что Горькому понравился “Углич”… Горький сказал, что много срывов и т. д., но что, безусловно, талантливо… Писатели, написавшие плохие книжки, – утешаются, когда только слышат магическое слово – талантлив. Я знаю, что я талантлива, иногда я думаю, что только я это как следует знаю. Но все, что я писала до сих пор, – было почти плохо. “Глубинка” в какой-то мере слабее “Углича”, и в дальнейшем я в основном пойду по линии “Углича”. …Говорят, что Сталин сказал – “для нас писатель важней, чем строитель танков, потому что танки – орудие смерти и разрушения, а писатель – делатель человеческих душ, человеческая душа – дороже танка…”»
Ольга пересказывает слова Сталина на закрытом собрании писателей. Они уже стали легендарными и передаются из уст в уста, переиначиваются, в них слышатся разные смыслы. На самом деле на вечере 26 октября 1932 года в доме Горького Сталин, в ответ на реплику Ворошилова о производстве машин, танков и авиации, сказал, что «производство душ важнее вашего производства танков». Эти слова о «производстве душ» смутили даже Корнелия Зелинского[31], записавшего хронику того вечера.
При всем том Ольга смотрит на свое место в литературе достаточно трезво. 21 сентября 1933 года она пишет: «В литературе ко мне относятся, конечно, несерьезно. За исключением разве “Молодой гвардии”. Я стою на глубоком отшибе от плеяды признанных – Корнилов, Прокофьев, Гитович и др. Имя мое упоминается только когда говорят о детской литературе. Обо мне ходят анекдоты как о приспособленке. Высмеивают мой “энтузиазм”, “увлечение заводом”. Сегодня Б. Корнилов сказал – “что я слыхал, будто бы у тебя было где-то напечатано стихотворение:
Лаской вымолила у Вани я,
Чтоб вступил он в соревнование”?
Пускай. Торопиться нельзя, нельзя выказывать желание “признания” – ни словом, ни делом. Я иду честным и очень трудным путем. Я буду заниматься историей завода, буду отдавать ей свою лучшую энергию, то мизерное пока еще мастерство, которое у меня есть, буду работать над “проблемными” рассказами, над “женскими стихами”, над детскими книгами. Меня вывезет жизнь, мое нелитературное участие в ней, моя принадлежность к партии. Я не сомневаюсь в том, что я талантлива. У меня нет культуры, нет жизненной закалки, нет глубины ума. Все это будет. Я сделаю книги, нужные и любимые теми, кто будет их читать…»