Лиса больше не вызывала во мне опасений, поэтому я взялся спасать наш плотный ужин — снял мясо со сковородки, завернул в фольгу и принялся накрывать на стол, поглядывая на веранду.
Даша уже настолько осмелела, что гладила лису между ушей, а та язык вывалила от удовольствия. Кстати сказать, «тот». Лис подставлял сытое лоснящееся брюхо и широко скалился, довольный оттянутым на себя вниманием.
— Так, — достало это меня, и я направился к сладкой парочке, — подлечили? Чеши по делам.
Зверь напыжился, схлопнув пасть, перевернулся и поковылял со ступенек. А Даша вытаращилась ему вслед, забыв, кажется, обо всем.
— Он пришел ко мне лечить лапу… — пролепетала.
— Он пришел на запах нашего остывающего завтрака, — подхватил ее под руки и поставил на ноги, но она была под таким впечатлением, что даже не заметила.
— Глеб, ко мне в детстве звери бегали… я думала, мне приснилось все, такие смутные воспоминания, — ошалело обхватила ладонями щеки. — И тут — лиса…
Дело было действительно странным — ко мне лисы не бегали, даже близко не подходили, а тут — такая наглость. И смотрела эта тварь так самоуверенно, будто знала, что ничего я ему не сделаю — Дашка отобьет.
— Пошли завтракать, — потянул ее под руку к столу.
— К тебе они тут толпами, что ли, бегают?
— Нет, они к медведю не приближаются, — отодвинул ей стул. — Явно пришел к тебе. Может, вы с Костей разобрались, что ты за ведунья?
Она угрюмо на меня посмотрела, но взялась за вилку и нож:
— Никчемная. Либо надо учиться.
— Почему никчемная?
— Потому что ни на что не гожусь. Даже тебя — здорового и полного жизни — чуть не угробила.
— Ну не угробила же, — уселся напротив. — И лиса подлатала. Еще кофе?
— Нет, чаю хочу.
У Даши явно пошатнулись все жизненные позиции. Девушку штормило от сомнений, непривычного окружения, меня… и того, что между нами происходило.
— Глеб, я тебе соболезную с мамой. Прости, что повела себя… отвратительно…
— Прощаю. Что с твоей случилось? — я поставил перед ней чашку и чуть не упал на стул от слабости. Надо было возвращаться в кровать, но бросать Дашу не хотелось — мало ли кто еще к ней лечиться припрется.
Она обняла руками чашку:
— Спасибо, — и так виновато съежилась, будто кролик, а не росомаха. — Она заболела… и не справилась. А твоя?
— Мою отец довел до самоубийства. А я убил отца.