— Проходите, Артемий Сергеевич, — махнул ладонью повернувшийся
Кропоткин и указал в кресло напротив.
— Благодарю, — ответил я, принимая приглашение, — смотрю, вы
подготовились, — добавил я, закидывая в рот свою любимую ягоду.
— То есть журналисты не врут и вам действительно нравится
клубника? — натянуто улыбнулся Кропоткин.
— Вы находите это странным, Алексей Алексеевич?
— Вовсе нет, — ответил Кропоткин, продолжая сверлить меня
взглядом, — просто опьяненные безнаказанностью независимые СМИ
порой любят приврать для красного словца.
— Как в сюжете с вопиющим покушением на жизнь молодого княжича
Соколова? — процитировал я заголовок сюжета, вышедшего в эфир
десять минут назад.
Скрывать свою сохранившуюся связь с внешним миром не имело
смысла. Рюрикович должен четко понять, что местные глушилки против
меня не работают, а, значит, только слухами дело уже не
обойдется.
— Именно, — абсолютно не удивился моей осведомленности
Кропоткин, — там ведь каждое слово ложь!
— Разве? — наигранно удивился я.
— А то как же! — воскликнул Кропоткин и с чувством хлопнул
ладонью по подлокотнику, — это же надо было догадаться обвинить
царский лицей в... как они там сказали... «намеренном недосмотре»,
вот! «Намеренный недосмотр», Артемий Сергеевич, чтобы вы знали,
это, по сути, пособничество терроризму!
— А что им было думать, Алексей Алексеевич? — участливо заметил
я, — вертолет репортеров застал место происшествия, на котором
среди пострадавших оказались только члены двух союзных родов, а
вокруг них снуют многочисленные дружинники Рюриковичей, устраняют
улики и под страхом смерти не пускают посторонних. Даже вертолет
местного телеканала едва не сбили.
— Это стандартный протокол поведения при чрезвычайных ситуациях!
— эмоционально вскинул руки Кропоткин, который явно ожидал другого
ответа, — разве вам оказали плохой прием, княжич? Вам лично
угрожали, Артемий Сергеевич?
— Что вы, лично нет, — пожал я плечами и сощурился, — только
опосредованно.
— Вот как, — изменился в лице явно понявший намек Кропоткин и от
его простоватого эмоционального образа не осталось и следа, — вы
осознаете, Артемий Сергеевич, что использование дара в отношении
Рюриковича это преступление, которое карается смертной казнью?
Быстро он перешел на угрозы, но так даже лучше. Дело пойдет
быстрее.