Только я сам не понял, как задворками по привычному пути пошел
и около Катиного дома оказался.
И орать перехотелось, и досгтигаторствовать тоже уже не
тянуло.
Сел на пень, сорвал травинку, в рот сунул. Смотрел на темные
окна, слушал отдаленный шум трассы, гул самолетов, и все это таким далеких и
заполошным казалось. А здесь — тишина, соловьи поют — заслушаешься, роса на
траве блестит, пахнет свежестью и моментами дымком от соседнего дома — печку
топят. А Кате я сам лично отопление провел, теплый туалет делал, душ, зимний септик
— летом труба не замерзает, в болотину все стекает, когда цистерна под землей
переполняется. И вода у Кати в доме. У Наташи родители все сами сделали, я на
готовое пришел, хозяином себя не чувствовал. А тут по дружбе своими руками как
себе бы все сделал, от души, от сердца, оттого у Кати как дома себя чувствовал,
уютно.
Теперь тут женщина спит, которая сына моего носит…
Снова в груди то самое чувство замаялось, заныло, душу
выворачивая. Да что оно такое, черт его раздери?!
Опять орать захотелось… только теперь от того, как
невыносимо к Кате потянуло. Рядом лечь, тепло ее почувствовать, руку на живот
положить, движение мальчишки моего уловить.
Кажется, я понял, наконец, почему ноги сами сюда меня несут.
Скорей бы родила, да забрать его. Дома будет сынок, и я
метаться перестану от него к жене. Счастье в дом придет.
Устал я от истерик Наташкиных, жилы рвутся на ее хотелки
пахать. Займется ребенком — интересы другие будут. Будет с мамашками на детской
площадке подгузники обсуждать да присыпки. И я выдохну.
О, кажется, придумал, чем жену занять — надо в город ее
свозить, квартиру вместе посмотреть да необходимое для сыночка купить. Уедем,
конечно, сразу, но на первые пару дней что-то же надо будет пацану — кроватка
там, коляска… даже не знаю.
Встал, травинку изжеванную выплюнул, хотел к дому уже
развернуться, да ноги словно в землю вросли. Хоть убей, а хотелось к Кате
зайти.
Перемахнул через забор, тихо к открытому окну подошел, на
руках подтянулся, в комнату тихо на пол ступил и кроссовки скинул. Носки снял.
Толстовку отвязал, штаны стащил и футболку. Вообще не думал, что делаю. Захотел
я так и не мог иначе.
Шагнул к кровати.
У Кати дома даже слишком тепло — надо будет батареи
прикрутить. Раскидалась на постели, ночная рубашка задралась, оголила бедра
загорелые, живот… Все оголила, потому что Катя без трусов дома ходила — мешали
он ей, скатывались под живот и давили.