Успокаивало меня лишь то, что в
потайном кармане куртки, рядом с письмами на итальянском, лежало
два запасных билета на более поздние рейсы.
Нет и еще три года не будет в
Ленинграде итальянского консульства, поэтому мне приходилось
устраивать эту эскападу на выезде, к тому же с неясными шансами на
успех. Но другого плана у меня сейчас просто нет, поэтому буду
играть этот политический карамболь.
Самолет качнуло, началась рулежка.
Взгляд мой бездумно скользил по уплывающим назад елям, изредка
цепляясь за белые полоски березовых стволов, а мысли, словно то
воронье, все кружили и кружили над одним и тем же местом: «Ничего
личного, так надо. В тот раз было Иоанном-Павлом Вторым больше, в
этот раз будет меньше. Шальной джокер, что история дружелюбно
подкинула Бжезинскому – символ и флаг раздуваемого им в Польше
пожара, – ну зачем он ему? Пусть будет по-честному, без этих
поддавков и подарков. Афганистан, не совсем адекватный Брежнев,
«польский папа», корейский «Боинг», Чернобыль… Я пересдам карты
заново, тогда и посмотрим, чья возьмет».
Тонкий свист турбины наполнил салон,
пробирая до самых костей, – пилот, удерживая тормоза, вывел движки
на взлетный режим. Самолет застыл, чуть подрагивая, словно кошка
перед прыжком. Потом меня вжало в кресло, а свист вдруг обрел
необыкновенную глубину и силу, превратившись в рев неведомого
зверя. Мелькнуло своими гигантскими перевернутыми «стаканами»
здание «Пулково», и мы оторвались от бетонной полосы – легко и
мощно. Сразу пошел крутой набор высоты, и «ТУ» воткнулся в облака.
В салоне резко потемнело, мелко затрясло, и заложило уши.
«Папабили – какое забавное слово…» –
подумал я, отворачиваясь от окна.
Череда пап семьдесят восьмого года,
двое похорон и две интронизации, закулисная борьба мощных
ватиканских группировок – вот точка приложения моих сегодняшних
усилий.
Смерть Павла VI от инфаркта в августе
этого года в моей истории никого не удивила – понтифику было за
восемьдесят. А вот скоропостижная кончина его сравнительно молодого
преемника, Иоанна-Павла I, происшедшая при подозрительных
обстоятельствах почти сразу после интронизации, породила вал
версий, будоражащих умы и десятилетиями позже.
Участники же последнего, октябрьского
конклава оказались расколоты на сторонников двух претендентов –
лидера консерваторов Джузеппе Сири, архиепископа Генуи, и более
либерального Джованни Бенелли, архиепископа Флоренции. Кандидатура
первого набрала большинство, но кардинал по личным соображениям
опять (уже в третий раз!) отказался от папской тиары. Тогда и
сошлись на подвернувшемся под руку поляке Войтыле, который оказался
компромиссным решением для конкурирующих группировок.