Свои внутренние миры они вскармливали в одиночестве – Джулия проектировала себе дома, Джейкоб работал над своей библией и купил второй телефон – и между ними возник губительный кругооборот: при неспособности Джулии выказывать желание, у Джейкоба еще убыло уверенности, что она его хочет, и прибыло боязни оказаться в глупом положении, что увеличило расстояние между рукой Джулии и телом Джейкоба, а чтобы заговорить об этом, у Джейкоба не хватало слов. Желание стало угрозой – врагом – их семейственности.
В детском саду Макс любил все раздаривать. Любой друг, приведенный поиграть, неизбежно уходил с пластмассовой машинкой или мягким зверьком. Любые деньги, какие он тем или иным способом приобретал, – мелочь, найденная на тротуаре, пятидолларовая купюра от деда в награду за убедительный аргумент, – предлагались Джулии в очереди на кассу или Джейкобу возле паркометра. Он предлагал Сэму любую часть, сколько тот захочет, своего десерта. «Давай, – уговаривал он замявшегося Сэма, – бери, бери».
Макс не откликался на призывы и нужды ближних: он, похоже, умел их не замечать не хуже любого другого ребенка. И он не был щедр – щедрость требует сознавать, что отдаешь, а этого он как раз и не мог. У каждого есть труба, через которую он проталкивает вовне то свое, что хочет и может разделить с миром, и всасывает все из мира, что хочет и может принять. У Макса этот тоннель был не шире, чем у всех, просто – ничем не забит.
То, чем Джейкоб с Джулией гордились, стало их беспокоить: Макс раздаст все. Стараясь ни намеком не показать, что его образ жизни в чем-то порочен, они осторожно познакомили Макса с идеей ценности и дали представление об ограниченности ресурсов. Сначала он упирался: «Всегда же есть еще», но, как свойственно детям, наконец понял, что живет не так.
Он стал сравнивать ценность всего на свете. «А сорок машин хватит на дом?» («Смотря какой дом и смотря какие машины».) Или: «Ты бы выбрала полную руку алмазов или полный дом серебра? Рука размером с твою, дом размером с этот». Принялся со всеми торговаться: с друзьями речь шла об игрушках, с Сэмом о вещах, с родителями о действиях. («Если я съем половину капусты, ты мне позволишь пойти спать на двадцать минут позже?») Он хотел знать, кем лучше быть: водителем в «Федэксе» или учителем музыки, и огорчался, когда родители оспаривали то, как он употребляет слово «лучше». Он хотел знать, правильно ли, что папа платит за лишний билет, когда они берут с собой в зоопарк его друга Клайва. Если ему нечем было заняться он, бывало, восклицал: «Я напрасно теряю время!» Однажды утром спозаранку он забрался к родителям в постель, чтобы спросить, не это ли и значит быть мертвым.