Оставшийся
день и вечер я провожу как на иголках, старательно прислушиваясь к шагам в
коридоре. Даже плюю на вежливость не спускаюсь к ужину, а прошу горничную
принести ужин в комнату. Умом понимаю, что Изольда не упустит шанса разнести сплетни
о моем зарвавшемся носе по всей прислуге, но в сравнении с опасностью,
исходящей от Андрея Воскресенского – это так, маленький пшик.
В четвертом часу
ночи становится очевидно, что мои страхи беспочвенны, поэтому позволяю себе
расслабиться и нырнуть в объятия морфея, пользуясь тем, что Никитка наконец-то
заснул.
Просыпаюсь я
от яркой картинки: тяжелое горячее тело блондина лежит на мне, вдавливая в
матрас. Андрей медленно целует шею, двигаясь вдоль, поглаживая волосы одной
рукой, а вторую опускает на мое увлажнившееся белье. Мне не страшно, а
наоборот, очень даже приятно и томительно. Низ живота тянет в предвкушении и,
когда его пальцы задевают меня там, по телу проносится электрический разряд до
безобразия сладостных волн.
Состояние
приятной расслабленности раскручивает тугую спираль в солнечном сплетении,
запуская по венам возбуждение от жара, исходящего от Андрея. Он подчиняет себе,
и мое тело выгибается навстречу умелым ласкам мужчины.
Воскресенский
везде: поглаживает, зацеловывает, трогает. Шепчет нежности и обещает, что мне
будет очень приятно.
—
Расслабься, моя сладкая. Сейчас хорошо будет, — хриплый голос задевает мочку
уха, оплетая ее языком, как паутиной.
И он не
врет: мне хорошо. Очень хорошо.
Трогаю и
глажу его мускулистые плечи.
— Такая
отзывчивая девочка, — ласкает и соблазняет.
— А-а-а…
А-а-а…, — хныканье становится всё громче и громче, тело Воскресенского
растворяется и исчезает из-под моих пальцев.
Безжалостно
тру свои глаза, прогоняя остатки дремоты. Сжав бёдра, я задавливаю внезапно
возникшую волну возбуждения. Ведь нет ни единой причины для того, чтобы Андрей
так варварски пробрался в мой сон.
— Уа-а-а, —
ворочается во сне Никитка и мне хочется взвыть вместе с ним… Всё же как-то
неправильно испытывать сексуальное возбуждение к человеку, который относится к
женщинам, как к товару. Ужасное потребительское отношение.