Хочется
побежать, но я усилием воли усмиряю шаг и ступаю с достоинством
английской королевы. Только делать это, откровенно говоря, ужасно трудно,
особенно когда пятой точкой ощущаешь горячее тело и острый взгляд, падающий
именно на нее.
Я
оборачиваюсь, чтобы убедиться в безопасности Никиты (хорошо ли он закреплен в
переноске), но всё равно ухмыляюсь, поймав льдистый взгляд на своей попе. Чутье
сработало.
— Света, ты
извини, что нарычал. Просто это всё как-то неожиданно, — начинает Ярослав,
жестом указав мне присаживаться. — Кира съеб… В общем мамаши Никиты не будет
некоторое время, и после этой дебильной пластики она еще не скоро сможет
полноценно заниматься ребенком.
— Ничего
страшного, Ярослав Игнатьевич, — бормочу я, уже понимая, что Воскресенский
хочет мне предложить.
Только
готова ли я бросать подработки в макетном бюро ради Никиты и прибавки к
зарплате? Ладно, очень приличной прибавки…
— Думаю это
на две недели. Сможешь переехать к нам домой и полностью перейти под контроль
моего сына? У меня совсем нет времени заниматься всем этим, — кривится Ярослав.
Мда… у отца
значит бизнес горит, а для матери новые сиськи сделать – как за хлебом сходить.
Кто же если не я?
Стоп. А как Кира
может идти увеличивать грудь если только-только родила? Ну не прям только, но
всё равно… Ладно, не мое дело.
— Хорошо,
Ярослав Игнатьевич, — вымучивая улыбку, соглашаюсь с добровольным рабством и
бессонницей.
— Отлично.
Спасибо! — Ярослав заметно расслабляется и, кажется, даже бормочет «Спасительница»,
но я более чем уверена – это плод моего воображения.
— Конечно,
отлично! А я подстрахую. Решил принять твое приглашение пожить у вас, —
раздается насмешливый голос, который я меньше всего хотела бы услышать сейчас,
и мои плечи против воли сжимаются сильными руками.
Моей спины
касается твердое, вкусно пахнущее тело, а мозг слишком громко кричит об
опасности. Ну почему еще не изобрели машину времени? Я бы воспользовалась такой
услугой, пусть и в пожизненный кредит.
— Андрей,
пожалуйста, подержите сумку, — жалостливо мямлю я, в попытке избавиться от
дышащего в спину Воскресенского младшего.
— Конечно,
сладкая, — рокочет над ухом и, меня, словно восковую куклу, резко разворачивает
к широкой груди.
Дальше
становится только хуже: несмотря на то, что Андрей выполняет мою просьбу и
практически выдирает из скрюченных пальцев сумку со скарбом Никитки, свободной
рукой он опирается на стенку лифта аккурат над моей головой. Капкан из жара его
тела и холодного зеркала просто сводит с ума.