А Таисия Остроумова лавочку прикрыла, зашила накопленные золотые червонцы в подол юбки, с которой потом до конца дней своих не расставалась, а запас уже готовых изделий замуровала в стену своего двухэтажного дома, на первом этаже которого мастерская и располагалась. В начале 1970-х часть Катунок подпала под затопление в связи со строительством на Волге очередной ГЭС. Дом, в котором к тому времени жила семья ее старшего сына, стали разбирать, и «клад» этот нашли: полуистлевшие скатерти и наволочки. Выбросили все, конечно. Понятное дело, в матримониальные планы своих пятерых детей ни Таисия, ни вернувшийся из австрийского плена Петр тоже не вмешивалась: не те времена были, чтобы дети родителей слушались. И там уж – кто во что горазд.
Но ведь и внучка ее, Изольда Луговская, никогда бы не стала Блюминой, не будь отменена черта оседлости1 и не завладей умами и сердцами идея всеобщего братства. Во-первых, моя мама просто не встретилась бы с моим папой, чьи родители не смогли бы переехать из Гомеля в Нижний Новгород, а во-вторых, прадед Моисей Гуревич, отцов дед, хоть и состоял на казенной службе (оценщиком леса трудился), и детей своих в гомельскую гимназию посылал, а все ж таки был прежде всего правоверным иудеем. Отношения с народом-богоносцем имел сложные. Его самого, а особенно жену Ривку, которая была знахаркой и весьма успешно лечила всякую животину, крестьяне местные очень уважали. Как рассказывала бабушка моя, Рахиль Моисеевна, накануне очередного еврейского погрома приходил к ее отцу деревенский староста и говорил примерно следующее: «Ты уж, Мойше, не обижайся, но тут намедни урядник приезжал, велел опять жидов бить. Так мы ни тебя, ни детей не тронем, конечно, однако же стекла для порядка побьем. Вы уж сидите тихо, носа не высовывайте!» И слово свое держал.
В общем, внуку Моисееву ни при каком раскладе не светило жениться на гойке, т.е. не-иудейке. Но 100 лет назад все так завертелось и сдвинулось с, казалось, незыблемых мест, перемешалось и перетасовалось, что встретились и соединились те, кому вроде бы вовсе не положено было этого делать, – и оп-ля-тру-ля-ля! – ваша покорная слуга имеет место быть.