– Лариса, пока с работой туго, – сердито говорил отец. – Меня обещали в новую школу художником-оформителем устроить, директор просил немного подождать, пока она построится. Есть место в кочегарке, я в ночную смену буду ходить, а ты – в дневную. И работа, какая-никакая, и дети под присмотром.
Так мама стала работать кочегаром. Я часто прибегала к ней в котельную, сидела на деревянной лавке, застеленной поверх тяжёлой стёганной фуфайкой, и с изумлением смотрела, как она своими маленькими руками берёт большую лопату, загребает уголь, и специальной варежкой – верхонкой, открыв дверцу печи, забрасывает уголь в топку.
Вечером уставшая, с чёрными, как смоль руками, мама возвращалась домой, а отец шёл к ней на смену.
Наступила золотая осень, всё шло своим чередом: родители работали, мы с братом познакомились с детьми, бегали по улицам посёлка, а новые соседи вслух стали нас называть Северянами.
Я быстро привыкла к нашему новому жилищу, к постоянному запаху сырости и к большой фляге, стоявшей в углу за кроватью.
– Как из неё противно пахнет, – сказала как-то я маме, – я открыла её, а там пузыри и кислым воняет.
– Ладно, Нина, и это переживём, – вздыхала в ответ мама.
Темным октябрьским вечером мы ждали маму с работы, я играла с моим «ребёнком» – маленьким резиновым пупсиком с тёмными нарисованными волосами, подвижными ручками и ножками.
– Нинка, ты почему ещё не в кровати? – сидя на кухне с соседом и разливая ковшом содержимое фляги в стаканы, спросил отец.
– Я не усну без мамы… – ответила я и продолжала вырезать ножницами дырочки в тряпке – новое платьице для малыша.
В следующий момент папа выхватил моего пупсика и, открыв дверцу печки, забросил его в огонь.
– Папа! Папочка! Вытащи его! Он умрёт! – орала я и, хватая папу за руку, упала на колени.
Сквозь яркую щель печной дверцы я видела смерть моего малыша – безмолвного, беззащитного, безвинно сожжённого пупсика. С ним мысленно горела и я.
Отец отбросил меня на кровать и сел за стол.
– Вот, Миша, такая жизнь, кругом гниды. Думал, здесь люди лучше, нет, ошибся. – И, сжав кулак, со всей силы ударил по столу так, что стаканы подпрыгнули и задрожали.
Я залезла под одеяло и плакала от горя до тех пор, пока не уснула, несчастная и опухшая от слёз.
Утром мама так и не пришла… Она работала в кочегарке ночью вместо пьяного отца, а утром снова осталась в свою смену.