17-го января 1824 года.
«Я теперь сделался большимъ хозяиномъ: умею различать хлеба и на каникулахъ покажу вамъ, где сено, овесъ, жито и прочее.»
Главная черта его характера открылась в Нежине и состояла в том, чтобы находиться в центре внимания, выделиться. Это было необходимостью, этого требовала его натура и это у него получалось. Обычный деревенский светловолосый паренек худощавый и болезненный был заводила в делах касаемых изящного и искусств. Это проявлялось как в театре так, в литературном кружке, где Гоголь, увлеченный современной поэзией, читал свои стихи и первую прозу «Нечто о Нежине или дуракам закон не писан» (изобразив в ней лица населявших Нежин сословий), слушал прочее, спорил и боготворил Пушкина. О своих театральных успехах он пишет матери:
1827-го года, февраля 26. Нежинъ.
«Посмотрите же, какъ я повеселился. Вы знаете, какой я охотникъ до всего радостнаго. Вы одне только видели, что подъ видомъ иногда для другихъ холоднымъ, угрюмымъ, таилось кипучее желанiе веселости, и часто, въ часы задумчивости, когда другимъ казался я печальнымъ, когда они видели или хотели видеть во мне признаки сентиментальной мечтательности, я разгадывалъ науку счастливой, веселой жизни, удивляяся, какъ люди, жадные до счастья, немедленно убегаютъ его, встретившись съ нимъ. (…) Ежели объ чемъ я теперь думаю, такъ это все о будущей жизни моей. Во сне и на яву мне грезится Петербургъ, съ нимъ вместе и служба государству. (…) Масленицу, всю неделю, мы провели такъ, что желаю всякому ее провесть, какъ мы: всю неделю веселились безъ устали. Четыре дня съ ряду былъ у насъ театръ, и, къ чести нашей, признали единогласно, что изъ провинцiальныхъ театровъ ни одинъ не годится противъ нашего. Правда, играли все прекрасно. Две французскiя пiесы, соч. Мольера и Флорiана, одну немецкую, соч. Коцебу; русскiя: «Недоросль», соч. Фонъ-Визина; «Неудачный Примиритель», Княжнина; «Лукавинъ», Писарева, и «Береговое Право», соч. Коцебу. Декорацiи были отличныя, освещенiе великолепное, посетителей много, и всё прiезжiе, и все съ отличнымъ вкусомъ. Музыка тоже состояла изъ нашихъ: восемнадцать увертюръ Россини, Вебера и другихъ были разыграны превосходно. Короче сказать, я не помню для себя никогда такого праздника, какой провелъ теперь. Дай Богъ, чтобъ вы провели его еще веселее. (…) Позвольте васъ, почтеннейшая маминька, потрудить одною просьбою: сделайте милость, пришлите мне холста самаго толстаго штуки две и, ежели можно, более. Намъ необходимо нуженъ. Вы этимъ много, много одолжите меня. А до того остаюсь съ сыновнимъ почтенiемъ и самою жаркою преданностью и любовью, остаюсь навсегда послушнейшимъ сыномъ «Николаемъ Гоголемъ.»