У нас, простых крестьянских и рабочих парней, возникал тогда неоднократно законный вопрос о целесообразности иметь среди офицеров Советской Армии такой балласт. К сожалению, среди курсантов была некоторая часть парней не только необразованных и «неокультуренных» из-за социальных условий, в которых они росли, но и откровенно, или, чаще всего, скрытно, вынашивающих свои приспособленческие понятия и устремления на будущую офицерскую службу и строивших в соответствии с этим свои отношения с однокурсниками. Был у нас в роте некто Лёвичев откуда-то с Северного Кавказа, сам по себе здоровый, губошлёпый, с презрительным выражением лица, трусливый и туповатый, но с явными бандитскими наклонностями к рукоприкладству. Был и Юра Швецов до хрипоты утверждавший, что правильно писать и говорить «бджёлы» вместо пчёлы как у них принято в ауле. Был и простоватый на вид, но иезуитски хитрый Илюша Шукан из белорусских лесов, были Ваня Червяков – необыкновенно скрытный, державшийся всегда особняком – никто и никогда не знал, куда он ходит в увольнение, с кем встречается, в отличие от большинства ребят, делившихся между собой всякой житейской информацией. Были, к великому сожалению, и просто мелкие воришки, тянувшие среди ночи у своих же однокурсников денежки из карманов. В этом плане запомнилась расправа над таким щипачём во 2-м взводе нашей роты. Фамилию этого негодяя, конечно, забыл, но помню подробности «воспитательного» процесса, проведенного заместителем командира взвода Борисом Виниченко, с которым у меня были довольно хорошие отношения. Высокий, стройный, развитый физически и интеллектуально, выпускник Суворовского училища, своим видом, решительным и обстоятельным поведением вызывал только уважение. После событий, описываемых здесь, я его зауважал ещё больше. Когда было однозначно установлено лицо воришки (поймали с поличным), Боря по команде никому докладывать не стал, а в один из вечеров, приведя взвод в учебный корпус на самоподготовку (наши классы для самоподготовки находились рядом), стал у двери, выключил свет и скомандовал «начинай». Курсанты потрудились «от души» и когда послышались глухие стоны, Боря включил свет, послал двух подчинённых за носилками, на которых и оттащили негодяя в лазарет. На следующий день Бориса разжаловали из сержантов, выговорили по комсомольской линии, но оставили в училище, а этого воришку после излечения дней через десять отчислили и отправили служить солдатом. Думаю, что командование и батальона и училища, несмотря на проявление самосуда, поступило совершенно правильно; по крайней мере, мы, курсанты, были в этом убеждены.