Евгений замолчал, но после, встрепенувшись, словно прочитал какой-то текст из книги, произнёс:
– Две стороны одной медали, одною стороною в прах, другою в вечность. Для жизни нынешней – гордыня, для вечности же совесть.
И вновь продолжил, немного помолчав, уже к товарищам своим.
– Коль скоро были далеко, – он крикнул им. – Простите вы меня, друзья, вне совести моей, за то, что мысли в ваших головах посеял, не слушая я сердца своего. Прости меня, Макар, за всю заботу о себе, тебе я должен ноги целовать, а я… Прости меня, за всё прости.
Слезу не пряча, смотрел уже он в небеса, чему-то улыбаясь.
– О, Боже! Как прекрасна жизнь, и даже если это понимаешь в предсмертный час, прожил не зря!
И обратив свой взгляд к Кародо, беззлобно, даже как-то с теплотой, он произнёс:
– Какое счастье, что ты, нерусь, не знаешь пословиц наших русских. Мне не нужна своя же в покаянии для жизни в этом мире голова. Давай руби, к чему мне жизнь пустая. Искать любовь не сердцем, а вон, на ощупь, – он взглядом указал на срубленные кисти, – глупая затея. Как говорил отец, с пустым крючком над рыбой улыбаться.
Немного помолчав, чему-то улыбаясь, Силантию он молвил:
– Ты прав, любовь к Богу начинается со слов благодарности и чувств любви к врагам своим. Не смерть увидишь ты сегодня, рожденье духа, по чистоте души своей.
Конец ознакомительного фрагмента.