– Смотрите, – Стрелок вытянул руку.
Лучи заходящего солнца падали на стену, высвечивая единственную сохранившуюся фреску – остальные осыпались или потускнели. Казалось, олень летел, опережая ветер. Он мчался, едва касаясь земли, и легкими копытами даже не приминал травы. Пятна света и тени играли на белоснежном боку.
– Наверное, это храм королевы Инир, – промолвила девушка. – Предание гласит: она была добра и прекрасна, щедра и справедлива. Долго и разумно правила своим народом. Когда же пришел ей срок покинуть землю, обернулась белой оленихой…
Девушка еще раз внимательно оглядела святилище. Тихо произнесла:
– Здесь… именно здесь королеву Инир просили о помощи…
Прикрыла глаза, удерживая слезы: догадывалась, с какой мольбой приходила ее несчастная сестра в заброшенный храм.
Встревоженный лучник коснулся ее плеча. Девушка глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.
– Здесь что-то написано, – она водила рукой по полустертым буквам. – Олень…
– Надежда твоя – твой Белый Олень… – прокатился под сводами храма чей-то голос.
Оборачиваясь, Стрелок сорвал с плеча лук, накинул тетиву на зарубку. Миг – и трехфутовая стрела нацелилась точно в грудь стоявшему на пороге человеку. Девушка полуобернулась к незнакомцу, одновременно жестом останавливая Стрелка. Строго и вопросительно смотрела она на вошедшего в храм. А в его руках в одно мгновение появилось… не оружие, нет – появилась лютня. Ударив по струнам, человек пропел:
Пира ждать или боя? Родные края
Минует ли тень?
Да пребудет с тобою надежда твоя,
Твой Белый Олень.
Солнце скрылось за облаком, и фреска погасла, растворилась в полумраке.
Девушка смотрела на незнакомца радостно и удивленно. Так ребенок, открыв поутру глаза, радуется и удивляется необъятному миру.
А человек был одет в неказистый полинялый плащ, сапоги со стоптанными каблуками, за плечами его висел дорожный мешок. Темные глаза продолжали улыбаться, даже когда улыбка исчезла с губ. Стрелок шагнул вперед и протянул незнакомцу руку. Ладони его коснулась столь же загрубелая и обветренная ладонь, затем незнакомец поклонился девушке – с изяществом придворного и независимостью бродяги. Взглянул ей в лицо и замер. Потом покачал головой, словно отгоняя какую-то мысль. Трудно было угадать его возраст – в первое мгновение Стрелку почудилось, будто певец далеко не юн, однако на лице его почти не было морщин, а в темных волосах лишь изредка блестели серебряные нити.