– Деньги, конечно, нужная вещь, но если цель человека – заработать как можно больше денег, то со временем все остальное обесценивается, и он теряет смысл жизни. Деньги ради денег, их всегда мало, понимаете… – говорил Окраш, но я его перебила.
– Он ведь приходил, – сказала я и стала наблюдать за его реакцией. Медсестры шептались в коридоре про симпатичного нового шефа Алексея.
– Приходил. А почему Вы так решили? – спокойно ответил психотерапевт.
– Ручка «Паркер», золотая, в его стиле, понты, тратит деньги направо и налево, лучше бы в благотворительность вложился, а не самолет себе купил, – ухмыльнулась я. – И почему люди всегда все скрывают?
– Кира, он пришел удостовериться, что с Вами все в порядке, – Окраш подошел ко мне и посмотрел в глаза. Я испугалась.
– На самом деле я слышала, как санитарки шушукались в коридоре, обсуждая, какой он красивый, этот ваш новый начальник, Ковров Алексей Олегович. Не много у нас Ковровых, которые могут позволить себе купить этот Центр с персоналом в придачу. Логика и холодный расчет, – ухмыльнулась я и развела руками. Окраш сел на диван.
– Кира, Вы поймите, многие люди переживают за Вас, а Вы это не цените, – вздохнул он. – А по поводу расставания – это Вы приняли решение с ним расстаться и только Вы.
Я покивала, затем глубоко вздохнула и замолчала. Все стало намного понятнее.
– Думаю, на сегодня с Вас достаточно. Идите, отдыхайте. У Вас еще два дня терапии. Нужно, чтобы Вы восстановились. Не пугайтесь капельниц. Их будет много. Вас перевели в одноместную палату, как я понимаю, она здесь недалеко. Согласитесь, это большой плюс. Там есть огромная фонотека, музыка всегда помогает в таких случаях, я вот люблю Шопена.
– А я люблю рок, – сказала я и, уходя из кабинета, покивала г-ну Окрашу в знак благодарности, шепотом сказав спасибо.
– Кира, позвоните отцу, он, наверное, очень переживает, – сказал Давид Германович, но я сделала вид, что не слышала этого.
Я вышла из кабинета, в общем холле сидели пациенты в домашней одежде. Я дошла до сестринской. Упомянув в разговоре своего известного папу, я вошла в доверие к медсестрам. Особенно я симпатизировала старшей медсестре Ирине Евгеньевне. От нее я узнала, что в соседней палате был молодой человек лет тридцати пяти, который считает себя бессмертным, через палату – девушка, которая думает, что говорит на всех языках мира, в том числе инопланетных.