Что ещё можно увидеть с высоты восемнадцати плюс минус километров? Да много чего. Кресты и колёса, но это могло быть мороком, обманом. На просторном плато бродили животные. Ниже этажом то ли ласточкины гнёзда, а может, и поселение более крупных существ. Курится дымок?
Ас попрятал повсюду свои ценности. Пистолет он так ей и не вернул. Шанни помнила и про второй. Они все втроём спасли ей жизнь, и от этого помучивало престранное чувство – и неприятно, конечно, до того, что хочется броситься на него и драться за своё до последнего… и ещё какое-то, которое лучше не определять словами – запутаешься. Словом, нервы Шанни были натянуты не хуже мифических струн вселенной, которых они так и не увидели во время путешествия.
– Ты смотри, не делай, как тот. – Хмуро предостерегла она и сделала жест, будто почёсывает подбородок.
Ас серьёзно пообещал, что не будет. Видать, он понял, что у неё на душе творится.
Она глянула на упрятываемый бинокль, вспомнила о десятикратном увеличении действительности. Сегодняшний день был увиден в эти линзы.
Померещились дни на Эриду… годы… объяло ужасом – они же на другой, чёрт… на другой они планете! Шанни, даже она, так далеко не выезжала
Билл, так тот вообще – домосед. Кажется – мне нравится, это «кажется» – и вообще всю-то свою жизнь провёл в окрестностях столицы, вокруг да около обсерватории. Сколько годков? И где тот Билл? Ну, не считая служения в том заведении, где надобно то и дело топить котлы.
Она оглядывалась… степь, значит. Лес и море, хребты гор: всё, как полагается. А там значит, дюны… что-то потянуло её взгляд туда, где, по уверениям Аса, плавали волны золотого песка.
Высадка Билла. Так это будет называться в памяти Билла. Он почему-то вспомнил про кота в эту последнюю минуту полёта перед приземлением. Билл, пока падал, заснул, и ему приснилось, что ему сказали: «Каждый писатель думает, что возле него сидит лев».
Он сообразил, что это древнее название леану. И проснулся в необыкновенной воде по грудь… нет, по горло… нет…
Тьфу… он сплюнул.
Скосив глаза, увидел, что это не вода, а песок. Жутко много песка, и плывёт тот, подобно воде, бессовестным образом подделываясь под совсем другую стихию.
Его воображение сразу же потонуло в сахаре, соли, муке и кошачьем корме.
На прирученных взморьях его родного города насыпана крупная серая галька. Здесь блудливый ярко-золотой свет струился из самой земли, будто вечно живое око планеты в могиле гранитного века, вращаясь, жило и жгло взглядом.