Показавшись на одном из холмов лестницы, оно сорвалось и помчалось в их сторону. При этом оно издавало звуки.
Бегущее с воем чудовище, окутанное клубящимися испарениями, катилось прямо на них. Оба шагнули, закрывая Шанни. Ас схватил руку Шанни выше локтя, и она с интересом посмотрела на него.
Туча песка рассеялась. Мимо, в полушаге, промчался с безумными глазами Билл Баст и затормозил, вскидывая за плечами груз и раскинув руки.
– На зубах скрипит. – Прошамкал Билл.
Шанни без единого звука хохотала. Ас пожевал губами и, сщёлкнув с локтя песчинку, молвил:
– Не буду говорить, на что я надеялся, но я разочарован.
Лицо Билла в дыбом стоящей запылённой короне было всё ещё овеяно лёгкой дымкой. Он швырнул наземь груз. Ас и Шанни: двойной взгляд.
Энкиду вытянул ручищу и ладонью прикрыл бунтующий в воздухе песок.
– Где же ты был?
– Ты куда шатун дел? – Опять заговорил Ас, но уже серьёзно и, показывая, что шутки в сторону.
– Куда, куда.
Билл смотрел на Шанни. Радость Билла при виде Шанни выглядела так. Билл улыбался, и улыбка ширилась, как песня, которую ему не дали попеть.
Билл придвинулся к ней как-то неосторожно – персональные запасы песка были ещё обильны, и Шанни отмахнулась от него.
Энкиду сказал Биллу сочувственно:
– Хуже, чем вода… ей-Абу-Решит.
Шанни прервала его:
– Смотрите… ах.
Мелькнул за облаком радужный шарик.
– Тут я один про мыло подумал?
Ас брякнул (сухо):
– Надо бы поднять повыше. – И поморщился.
Билл рассердился и, отирая лоб, пронудил:
– Вот и подними. А то завёл моду, как стрекоза, сигать из окошек. Любовник, понимаешь.
Шанни воскликнула:
– Да, я и забыла.
Повернулась.
– Спасибо.
Энкиду изумился.
– Я думал… вы уже это обсудили.
Ас объяснил:
– Мы были слишком заняты, и леди Ш. не успела меня поблагодарить.
Билл заметил хмуро:
– И правильно. И не благодари его. Он пальму не поливал, вот бедное растение и выкинулось.
После этого они замолчали и некоторое время отдали дороге. Никто и слова не произнёс, даже Билл, снова погрузивший на плечи рюкзак.
Билл схватил Энкиду за руку. Тот взглянул – лицо брата медленно белело. Он знал теперь, что это признак чувства. Царевич выцвел всей смуглой кожей, доступной взгляду. Растерзанный воротник Билла засвидетельствовал, что дело не в театральной пудре.
– Ты взгляни. – Запинаясь, проговорил он. Показал глазами, также потускневшими.